История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Я отметил с удовольствием хорошее обращение моей племянницы с Аннетой, когда она ее раздевала, и некоторую небрежность этой последней, которая мне не понравилась. Когда она пришла ложиться, я сделал ей по этому поводу мягкие упреки, на которые она должна была отвечать мне только ласками, но отнюдь нет – она вознамерилась заплакать. Слезы красивой девушки в объятиях своего любовника, который готов над ними посмеяться, вызвали раздражение.

– Будь веселее, – сказал я ей, – или иди в свою постель.

При этих словах она вырвалась из моих рук и покинула меня; я заснул в дурном настроении.

Наутро, тоном хозяина, я сказал ей, что она нанесла мне жестокое оскорбление, и что я ее отошлю, если она повторит это еще раз; вместо того, чтобы успокоить меня, она снова заплакала, и, в раздражении, я пошел посчитать мои деньги. Полчаса спустя пришла моя племянница и спросила меня нежным и чувствительным тоном, почему я обидел бедную Аннет.

– Дорогая племянница, скажите ей, чтобы была разумной.

Она взяла со смехом горсть моих экю и ушла. Минуту спустя я увидел Аннет веселой, она с этими экю в переднике явилась меня обнять, обещая мне не плакать больше никогда в жизни. Таков был ум моей племянницы, которая хотела, чтобы я ее любил. но не хотела иметь меня в качестве любовника. В наборе женских способов кокетства приемы такого рода широко распространены.

Пассано явился ко мне без вызова и поздравил с победой.

– Кто вам про это рассказал?

– Все говорят в кафе. Это замечательная новость, потому что бирибисты – мошенники, поднаторевшие в своем мастерстве. Это приключение заставит говорить о вас, потому что считают, что невозможно разорить их таким макаром без того, чтобы не сговориться с тем, кто держит мешок.

– Друг мой, вы мне надоели. Передайте этот кусочек вашей жене и подите вон.

Кусочек золота, что я ему дал, стоил сотню генуэзских ливров. Это была монета, которую правительство выпустило для удобства внутреннего обращения. Были также такие монеты в пятьдесят и двадцать пять ливров.

Я продолжал считать мое золото и серебро. Клермон передал мне записку. Это было нежное приглашение Ирен, которая желала, чтобы я пришел с ней позавтракать. Она дала мне свой адрес. Моя дорогая Ирен в Генуе! Заперев на ключ мои монеты, я отправился туда неодетый; я нашел ее хорошо устроенной, она сказала, что мебель ее, и ее старый отец, граф Ринальди, обнял меня, проливая слезы радости. Он поздравил меня.

– Три тысячи цехинов, – сказал он, – это неплохо.

– Да, – настойчивость и везение.

– Забавно здесь то, что человек, получивший мешок, связан с двумя другими хозяевами бириби.

– Что вы находите в этом забавного?

– Потому что, ничего не теряя, он должен получать половину от сумм, без этого условия с вами никто не будет договариваться.

– Вы верите, что это так?

– Все в это верят. Дело не может обстоять иначе. Это мошенник, который ловит свою удачу, обманывая других мошенников. Все греки Генуи им восхищаются, и вы прославились.

– В качестве еще большего мошенника.

– Вас так не называют, по крайней мере явно; вас считают умницей и одобряют.

– Большое спасибо.

– Я слышал эту историю от одного человека, который присутствовал на этом забавном сражении. Он говорит, что второй и третий раз вы узнали шарик на ощупь через посредничество человека, держащего мешок.

– И вы убеждены, что это так.

– Я в этом уверен. Нет такого порядочного человека, который на вашем месте не захотел бы получить возможность сделать так же. Но я советую вам быть начеку при разговоре, который у вас будет с человеком мешка, о том, чтобы отдавать ему его половину. За вами будут шпионить. Если хотите, я вам послужу.

У меня хватило сил сохранить хладнокровие, ничего не ответить, подняться и строго отстранить Ирен, которая, как она это делала в Милане, захотела помешать мне уйти. Эта клеветническая история, которая в среде профессиональных игроков создавала мне высокую репутацию, ранила мне душу. Пассано и Ринальди достаточно мне сказали, чтобы не сомневаться в широкой огласке произошедшего, и я не удивлялся, что этому поверили, но я не хотел и не мог с этим согласиться. Я отправился на strada Balbi , чтобы рассказать обо всем маркизу Гримальди и в то же время вернуть ему визит. Он сидел в своем магистрате; меня к нему провели, обо мне объявили, он вышел, поблагодарил меня за беспокойство и, выслушав всю историю, ответил, смеясь, что я должен не обращать на это внимания и тем более не стараться ее опровергать.

– Вы советуете мне согласиться с тем, что я мошенник.

– Только дураки станут называть вас мошенником; не обращайте на них внимания, по крайней мере, если не говорят вам это в лицо.

– Хотелось бы мне знать, кто тот патриций, который рассказал об этой истории, и который говорил, что присутствовал при этом.

– Он зря это рассказал; но вы также ошибетесь, если будете разузнавать его имя. Он не собирался, рассказывая ее, сказать о вас плохое, ни причинять вам зло.

– Восхитительно. Вы полагаете, что если дело обстояло так, как о нем рассказывают, это делает мне чести?