Хотя Джон и не уделил инициативе супруги должного внимания, в их семейной жизни он был скорее «другом», нежели «покровителем». В бесчисленных письмах, которые Эбигейл писала из Массачусетса, пока муж по поручениям нового правительства отправлялся из Филадельфии в Нью-Йорк, Вашингтон, Париж и Англию, она называла его «милым другом». Она взяла на себя управление семейными владениями в Брейнтри, Массачусетс, и занималась хозяйственными и юридическими вопросами, которые обычно были вотчиной мужчин. Но Эбигейл Адамс не была единственной женщиной, которая в период Революции взяла в свои руки управление имением: многие жены подменяли мужей, пока те сражались в Континентальной армии или в ополчении. Им приходилось принимать решения, которые прежде лежали на мужчинах. Порой они один на один встречались с вражескими войсками и испытывали на себе все тяготы военного положения: смотрели, как разоряют их дома, разыскивали детей посреди хаоса войны, становились жертвами нападений и изнасилований. Иногда они вынуждены были принимать на постой противоборствующие армии, а такие незваные гости приводили хозяйство в беспорядок. Эти женщины справлялись с голодом, вынужденными переездами и смертельными осложнениями дизентерии и оспы. Безусловно, им требовалась недюжинная сила и смелость, чтобы выжить.
Лишь немногие из них имели такие же преимущества, что и Эбигейл Смит Адамс. Прежде всего, она была из состоятельной семьи. Ее отец, преподобный Уильям Смит, был почетным гражданином Уэймута, штат Массачусетс, а ее мать принадлежала к уважаемому роду Куинси. Подобно многим девушкам из Новой Англии, Эбигейл не получила систематического образования – в состоятельных семьях его давали только мальчикам, – но она могла пользоваться обширной библиотекой своего отца. В 1759 году, когда она встретила Джона Адамса, ей было пятнадцать лет, а ему – двадцать три, он был выпускником Гарварда и практиковал юриспруденцию в городке Брейнтри.
Читая сохранившиеся письма периода их ухаживаний, трудно представить, что этот кокетливый и ласковый юноша вскоре станет президентом США, известным своей строгостью и суровым нравом. Он называет Эбигейл «мисс Обаяние» и требует «не отвечать отказом ни на одну просьбу о поцелуе или поздней вечерней встрече» (4 октября 1762 года). Она называет его «мой друг» и подписывается «Диана» (11 августа 1763 года) – в то время модно было брать себе псевдоним из древней истории или классической мифологии. Позднее она станет подписываться «Порцией» в честь добродетельной римской матроны и находчивой героини «Венецианского купца».
В 1763 году, когда Джон официально заявил о том, что претендует на руку и сердце Эбигейл, он нежно называет ее «моей спутницей во всех бедах и радостях» и надеется, что вскоре «будет навеки связан с ней сладкими узами брака» (апрель 1764 года). Письма Эбигейл куда сдержаннее и содержат меньше проявлений чувств, хотя она порой демонстрирует большую изобретательность – например, письмо от 12 апреля 1764 года начинается такими строками: «Мой милый друг, я сижу одна в своей келье, примерная монахиня, уверяю вас». Часто в ее письмах читается почтительность к мужчине, который старше ее на восемь лет, и едва ли не раболепие: «Навсегда я сочетаюсь с другом, который служит мне примером безукоризненного поведения, чья доброжелательность позволит ему принять то, что он не может изменить».
Джон продолжает писать, прославляя как Эбигейл, так и всех представительниц ее пола за их доброту, мягкость и нежность (14 апреля 1764 года). Он также составляет шуточный список недостатков Эбигейл (7 мая 1764 года). В этом очаровательном перечне он указывает равнодушие к картам и пению, «манеру ходить, подвернув кончики пальцев», «манеру сидеть со скрещенными ногами» и манеру «держать голову опущенной, как тростинка». Хотя Эбигейл принимает этот список «с такой благодарностью, с какой другая отнеслась бы к списку своих достоинств», она возражает против ремарки о своих ногах: «Полагаю, джентльмен не должен предаваться размышлениям о женских ножках» (9 мая 1764 года). Викторианская эпоха, когда разговор о чьих-либо ножках считался вопиюще нескромным и пуристы драпировали даже ножки рояля, была еще впереди.
В письмах Эбигейл выражала свою симпатию к Джону, но не преступала границ приличия, поставленных для молодой девушки, и в то же время не опускалась до самоуничижения – очевидно, что они общались открыто и были любящими друзьями. В их письмах со временем только лучше читается взаимное уважение и симпатия. Через несколько недель после свадьбы Джон в соответствии с представлениями своей эпохи выражает Эбигейл свою надежду на то, что она сделает его лучше: «Благодаря тебе моя жизнь и манеры станут более изысканными и утонченными, я избавлюсь от своей замкнутости и всего дурного, что есть в моей натуре, обрету добрый нрав и смогу сочетать глубокую проницательность с безупречной доброжелательностью» (30 сентября 1764 года).