Это дело разлакомило меня, а десять пистолей куртажа, которые я дал Сипиону, побудили его приняться за новые розыски. Я уже прежде превозносил его таланты в этой области и могу сказать, что его по справедливости следовало назвать Сципионом Великим. В качестве второго клиента он привел мне издателя рыцарских романов, который нажился вопреки здравому смыслу. Этот издатель незаконно перепечатал книгу, выпущенную одним из его собратьев, и издание это было конфисковано. За триста дукатов я добился снятия запрещения с его экземпляров и спас владельца от крупного штрафа. Хотя такие дела не входили в компетенцию первого министра, герцог согласился по моей просьбе повлиять на тех, от кого это зависело. После издателя через мои руки прошел один коммерсант, и вот в чем заключалось его дело. Португальский корабль был захвачен берберийским корсаром и снова отбит одним кадикским арматором. Две трети погруженных на него товаров принадлежали моему лиссабонскому купцу, который после тщетных требований о возврате своего имущества приехал к испанскому двору, чтоб найти влиятельного покровителя, способного защитить его интересы. Ему выпало счастье наткнуться на меня. Я вступился за него, и он вернул свои товары с помощью четырехсот пистолей, которые преподнес своему протектору.
Мне чудится, будто я слышу в этом месте возглас читателя:
«Смелей, сеньор Сантильяна! Набивайте карман! Вы теперь на хорошем пути, не выпускайте счастья из рук!»
О, не беспокойтесь; не выпушу. Коли не ошибаюсь, вот уже мой лакей с новой жертвой, которую он подцепил. Действительно, это – Сипион. Послушаем его.
– Сеньор, – сказал он, – дозвольте представить вам знаменитого дрогиста. Он хлопочет о привилегии продавать свои снадобья в течение десяти лет во всех городах Испанского королевства с предоставлением ему на то исключительного права, т. е. чтоб остальным его собратьям по ремеслу было запрещено торговать в тех местах, которые он для себя облюбует. В благодарность за содействие он обязуется отсчитать двести пистолей тому, кто добудет для него такую привилегию.
На это я сказал шарлатану покровительственным тоном:
– Хорошо, друг мой, я устрою ваше дело.
Действительно, спустя несколько дней я отослал его восвояси с патентом на исключительное право обманывать народ во всех королевствах Испании.
Тут я убедился в справедливости поговорки, что аппетит приходит во время еды. Я не только становился жаднее, по мере того как богател, но первые четыре милости, о которых я упомянул, достались мне с такой легкостью, что я не колеблясь обратился к его светлости за пятой. Дело шло о передаче губернаторства города Веры на андалузском побережье одному кавалеру ордена Калатравы, который обещал мне за это тысячу пистолей. Увидя такую алчность к наживе, министр расхохотался.
– Да, друг Жиль Блас, у вас недурной аппетит! Вижу, что вы большой охотник одолжать ближних. Но выслушайте меня; если речь зайдет о мелочах, я в это входить не стану, но когда вы будете хлопотать о губернаторствах или каких-либо крупных милостях, то соблаговолите довольствоваться половиной прибыли; другая принадлежит мне. Вы не можете себе представить, – добавил он, – какие у меня расходы и сколько мне нужно денег, чтоб с достоинством поддерживать свой ранг, ибо, признаюсь вам, что, несмотря на бескорыстие, проявляемое мною перед народом, я достаточно осторожен, чтоб не расстраивать своего состояния. Примите это к руководству.
После этой речи министра я перестал бояться, что надоем ему своими просьбами; напротив, она подстрекла меня еще энергичнее взяться за дело и усилила во мне пуще прежнего жажду к обогащению. В то время я охотно повесил бы объявление, в котором бы говорилось, что все желающие добиться при дворе каких-либо милостей могут обращаться ко мне. Я работал в одном направлении, Сипион – в другом. У меня не было других желаний, как оказывать услуги ближним, но, разумеется, за деньги. Мой кавалер ордена Калатравы получил губернаторство города Веры за тысячу пистолей, и вскоре я выхлопотал другое за такую же сумму кавалеру ордена св. Якова. Не довольствуясь назначением губернаторов, я раздавал кавалерии и с помощью жалованных грамот превращал достойных разночинцев в недостойных дворян. Духовенство тоже было осчастливлено моими благодеяниями. Я жаловал мелкие бенефиции, каноникаты и некоторые церковные должности. Что касается епископств и архиепископств, то они относились к ведению дона Родриго Кальдерона. Он распределял также судейские должности, командорства и вице-королевства, из чего можно заключить, что важные посты замещались столь же мало достойными личностями, как и мелкие, ибо на места, служившие предметом этой честной торговли, мы назначали далеко не самых искусных и беспорочных людей. Нам было известно, что мадридские насмешники издеваются над нами по этому поводу; но мы, подобно скупцам, любовались [160] видом собственного золота, забывая о гиканье толпы.