История Жиль Бласа из Сантильяны

Не стану упоминать о бесчисленных возражениях со стороны доньи Елены, с которыми Фелисии пришлось бороться, чтоб уговорить свою госпожу повидаться со мной. В конце концов это все же ей удалось. Они условились между собой, что впустят меня тайно в дом, как только дон Блас отправится в поместье, куда иногда ездил охотиться и где проводил в таких случаях день или два. Это намерение было приведено в исполнение. Муж уехал за город, а меня не преминули известить об этом и проводить ночью в покои его жены.

Я хотел было начать разговор с упреков, но донья Елена заставила меня умолкнуть.

– Бесцельно вспоминать прошлое, – сказала она. – Мы здесь не для того, чтоб умилять друг друга, и вы заблуждаетесь, если думаете, что я расположена потворствовать вашим чувствам. Объявляю вам, дон Гастон, что вы должны отныне забыть меня. Я согласилась на наше тайное свидание и уступила вашим просьбам лишь для того, чтоб лично вам это сказать. Быть может, я была бы довольнее своей судьбой, если б она соединилась с вашей, но небо расположило иначе, и я намерена повиноваться его велениям.

– Как, сеньора? – отвечал я. – Разве мало того, что я вас потерял и принужден лицезреть, как счастливец дон Блас спокойно обладает единственной особой, которую я могу любить, но необходимо еще изгнать вас из своих мыслей? Вы хотите исторгнуть любовь из моей души, отнять единственное оставшееся у меня благо. Ах, жестокая! Неужели вы думаете, что человек, поддавшийся вашим чарам, может взять назад свое сердце? Вы себя недостаточно знаете, а потому перестаньте тщетно убеждать меня, чтоб я перестал думать о вас.

– Коли так, – возразила она поспешно, – то перестаньте и вы надеяться, чтоб я когда-либо ответила взаимностью на вашу страсть. Мне остается сказать еще только одно: супруга дона Бласа никогда не будет возлюбленной дона Гастона. Примите это к сведению. Оставьте мой дом, – добавила она. – Покончим немедленно разговор, за который я себя упрекаю, несмотря на чистоту своих намерений, и который моя совесть не позволяет мне продолжать.

При этих словах, отнимавших у меня всякую надежду, я упал к ногам своей дамы. Я обратился к ней с трогательными речами и даже прибег к слезам, чтоб ее умилить. Все это, быть может, вызвало в донье Елене чуточку жалости, но она постаралась скрыть свои ощущения, принеся их в жертву долгу. После того как я безрезультатно истощил все ласковые выражения, все мольбы и слезы, мои нежные чувства сменились яростью. Я обнажил шпагу, чтоб проткнуть себя на глазах неумолимой Елены, которая, заметив мой жест, бросилась ко мне с намерением меня удержать.

– Остановитесь, Когольос! – вскричала она. – Вот как вы заботитесь о моем добром имени! Лишая себя жизни, вы навлекаете на меня бесчестье, а на моего мужа подозрение в убийстве!

Охваченный отчаяньем, я не только не придал должного внимания ее словам, но напряг все силы, чтобы воспротивиться стараниям госпожи и служанки, пытавшихся удержать меня от рокового поступка. Я, наверное, успел бы в своем намерении, если бы им быстро не пришел на помощь дон Блас, который, проведав о свидании, не поехал в имение, а спрятался за настенным ковром, чтоб подслушать нашу беседу.

– Дон Гастон, – воскликнул супруг, удерживая меня за руку, – справьтесь со своим возбуждением и не поддавайтесь малодушно охватившему вас яростному порыву!

Но тут я прервал Комбадоса.

– Вам ли отвращать меня от моего намерения? – вскричал я. – Ваш долг – пронзить мне грудь кинжалом. Пусть моя любовь осталась без ответа, все же она для вас оскорбление. Разве недостаточно того, что вы застали меня ночью в покоях своей жены? Неужели этого мало, чтоб побудить вас к мести? Заколите меня, дабы избавиться от человека, который не перестанет обожать донью Елену до самой своей смерти!

– Вы напрасно пытаетесь задеть мою честь и подбить меня на убийство. Ваша дерзость достаточно наказана, и я так признателен своей супруге за ее благонравные чувства, что прощаю ей поступок, при котором она их проявила. Поверьте мне, Когольос, – добавил он, – не предавайтесь отчаянью, как какой-нибудь малодушный любовник, и подчинитесь мужественно неизбежной необходимости.

Такими доводами вкрадчивый галисиец мало-помалу успокоил мою ярость и пробудил во мне чувство долга. Я удалился с намерением навсегда покинуть Елену и тот край, в котором она жила. Два дня спустя я вернулся в Мадрид. Решив посвятить себя всецело заботам о своей карьере, я стал бывать при дворе и заводить там друзей. Но, по несчастью, я близко сошелся с одним знатным португальским вельможей, маркизом де Вильяреаль, который в настоящее время посажен в Аликантскую крепость, так как его заподозрили в намерении освободить Португалию от испанского владычества. Узнав о моей тесной дружбе с маркизом, герцог Лерма приказал взять меня под стражу и отправить сюда. Этот министр считает меня способным стать участником такого заговора. Трудно нанести более чувствительное оскорбление дворянину, и к тому же кастильцу.

На этом дон Гастон прекратил свой рассказ, а я, желая его утешить, сказал: