История Жиль Бласа из Сантильяны

Я уже говорил, что доктор Ипинья был уроженцем Мадрида. У него была там родственница, по имени Каталина, служившая в девушках у королевской кормилицы. Эта служанка, – та самая, чьей помощью я впоследствии воспользовался, чтоб вызволить из Сеговииской башни сеньора де Сантильяна, – желая оказать услугу дону Иньясио, уговорила свою хозяйку испросить для него бенефиций у герцога Лермы. Министр сделал его архидиаконом Гренады, где (яко на земле, отвоеванной у неприятеля) замещение духовных должностей зависит от короля.

Мы выехали в Мадрид, как только до нас дошла эта весть, так как доктор хотел выразить признательность своим благодетельницам, прежде чем отправиться в Гренаду. Мне представилось множество случаев видеть Каталину и говорить с нею. Мой веселый нрав и непринужденные манеры ей понравились. Мне же она настолько пришлась по вкусу, что я не мог не отвечать тем же на некоторые знаки расположения, которые она мне оказывала. В конце концов мы сильно привязались друг к другу. Простите мне это признание, дорогая Беатрис: я считал вас изменницей, и это заблуждение послужит мне защитой от ваших упреков.

Тем временем доктор дон Иньясио готовился отбыть в Гренаду. Мы с его родственницей, испуганные угрозой скорой разлуки, прибегли к способу, который спас нас от этой беды. Я притворился больным, жаловался на голову, жаловался на грудь и являл все признаки человека, пораженного целой кучей недугов. Хозяин мой пригласил врача, что привело меня в трепет. Я боялся, что этот Гиппократ признает меня совершенно здоровым. Но, на мое счастье, после тщательного осмотра он, точно сговорившись со мной, заявил напрямик, что моя болезнь серьезнее, чем я думаю, и что, по всей видимости, мне еще долго нельзя будет выходить. Дон Иньясио, которому не терпелось увидеть свой собор, не считал нужным отложить отъезд. Он предпочел взять в услужение другого парня и удовольствовался тем, что покинул меня на попечение сиделки, вручив ей некоторую сумму денег, чтоб похоронить меня, если я умру, или вознаградить за услуги, если выздоровею.

Едва только я узнал об отъезде дона Иньясио в Гренаду, как немедленно же излечился от всех своих недугов. Я встал, отпустил проницательного врача и отделался от сиделки, укравшей у меня половину той суммы, которую должна была мне вручить. Покамест я играл роль больного, Каталина представляла перед своей госпожой, доньей Анной де Гевара, другую комедию, уговаривая ее, что я создан для интриги, и внушая ей желание сделать меня одним из своих агентов. Королевская кормилица, которая из страсти к наживе нередко пускалась на разные предприятия и нуждалась в такого рода людях, приняла меня в число своих слуг и не замедлила испытать мою преданность. Она стала давать мне поручения, требовавшие некоторой ловкости, и, скажу без похвальбы, я недурно с ними справлялся. Поэтому она была столь же довольна мною, сколь я был справедливо недоволен ею: эта дама была так скупа, что не предоставляла мне ни малейшей доли от тех плодов, которые она пожинала благодаря моему проворству и моим трудам. Она воображала, что, аккуратно платя мне жалованье, проявляет по отношению ко мне достаточную щедрость. Эта чрезмерная скаредность пришлась мне не по нутру, и я, наверное, вскоре покинул бы донью Анну, если бы меня не удерживали ласки Каталины, которая, изо дня в день все более воспламеняясь любовью, наконец открыто предложила мне на ней жениться.

– Не торопитесь, любезная моя, – сказал я ей, – эта церемония не может так быстро состояться: сперва мне нужно узнать о смерти одной юной особы, которая вас опередила и мужем коей я стал за мои грехи.

– Как бы не так! – отвечала Каталина. – Я не такая простушка, чтоб этому поверить. Вы хотите убедить меня, что уже связаны браком. А для чего? Видимо, для того, чтоб вежливо прикрыть свое нежелание взять меня в жены.

Тщетно я заверял ее, что говорю правду; мое искреннее признание она сочла своим поражением и, почувствовав себя обиженной, переменила обращение со мною. Мы не поссорились, но наши отношения явно становились все холоднее, и мы ограничивались в общении друг с другом лишь требованиями учтивости и благопристойности.

При таких обстоятельствах я узнал, что сеньору Жиль Бласу де Сантильяна, секретарю первого министра испанской короны, требуется лакей, и эта должность тем больше меня прельщала, что мне рассказывали о ней, как о самой приятной из всех, какие я мог бы занять.

– Сеньор де Сантильяна, – говорили мне, – весьма достойный кавалер, очень ценимый герцогом Лермой, который поэтому, наверное, далеко пойдет. Кроме того, сердце у него щедрое: обделывая его дела, вы и свои отлично устроите.

Я не упустил этого случая и представился сеньору Жиль Бласу, к которому сразу же почувствовал расположение и который принял меня на службу по одному моему внешнему виду. Я без колебаний покинул ради него королевскую кормилицу, и он будет, если бог захочет, последним моим хозяином.

На этом месте Сипион закончил свой рассказ, а затем добавил, обращаясь ко мне: