История жирондистов Том I

Министр умолкает, Собрание изумлено; декрет принят. Дантон устремляется в Генеральный совет Коммуны и требует, чтобы совет, не расходясь, постановил принять необходимые меры для национального переворота, ответственность за который исполнительная власть берет на себя. «Под гром барабанов, который раздастся завтра, все граждане обязаны будут оставаться в своих домах. Езда экипажей будет прервана на два часа. Вечером всюду зажжется иллюминация. Избранные секциями комиссары, в сопровождении представителей народа, во имя закона проникнут во все жилища граждан. Каждый гражданин заявит и выдаст свое оружие. Если он вызовет подозрения, то будет устроен обыск, если гражданин солжет, то будет арестован. Каждый посторонний, найденный в чужом жилище, будет посажен в тюрьму. Пустые дома или те, что не отопрут, будут опечатаны. Главнокомандующий Сантерр сформирует второй кордон стражи вокруг парижских стен, чтобы арестовать всякого, кто попытается бежать. Сады, леса, окрестные парки будут вскопаны. Вооруженные лодки будут следить на окраинах Парижа за рекой, чтобы перекрыть врагам нации всякие пути к бегству».

Когда эти предложения приняли, Дантон удалился в Наблюдательный комитет и отдал своим сообщникам последние приказания. В обновленном комитете председательствовал Марат. Он не был комиссаром ни одной секции, но Генеральный совет оказал ему исключительную милость по праву патриотизма и даже предоставил ему в своих стенах почетную трибуну, чтобы он мог с нее сообщать народу о прениях.

Совещания эти покрывала завеса тайны. Известно только, что Дантон, выбросив вперед руку в решительном жесте, сказал строгим голосом: «Надобно задать жару роялистам». Впоследствии он сам свидетельствовал против себя в своем знаменитом ответе Конвенту, когда жирондисты обвиняли его в событиях 2 сентября: «Я смотрел прямо в глаза своему преступлению и совершил его».

Двадцать восьмого августа, в шесть часов утра, два агента Наблюдательного комитета явились к могильщику приходской церкви Сен-Жак-дю-О-Па, велели ему взять заступ и следовать за ними. Достигнув каменоломен, которые простираются за заставой Сен-Жак, два незнакомца развернули карту и стали изучать местность. По знакам, начертанным на земле и воспроизведенным на карте, они определили площадь подземелий и сами обозначили оборотной стороной заступа круг в шесть футов диаметром, где могильщик должен был копать, чтобы найти отверстие колодца, который опускался в эти пропасти. Незнакомцы вручили могильщику нужную сумму для уплаты рабочим, велели, чтобы дело закончили на четвертый день, и удалились, взяв обещание молчать.

Молчание только наполовину прикрыло эти гнусные приготовления. Глухие слухи, обходившие тюрьмы, заставили жертв предчувствовать удар. Тюремщики и сторожа получили и передали множество неясных предуведомлений.

Дантон, жестокий вообще и способный к состраданию только в отдельных случаях, уступая настояниям дружбы и потребности собственного сердца, велел накануне выпустить нескольких пленников. Приказывая совершать преступления не по свирепости своей натуры, а по жестокости всей системы, он казался счастливым, пряча жертвы от самого себя. Де Маргери, старший офицер стражи короля, знаменитый грамматик аббат Ломонд, несколько бедных священников из школы, где когда-то учился Дантон, оказались обязаны ему жизнью. Марат, по приказанию министра, велел освободить этих узников. Кроме того, дружба Манюэля спасла Бомарше, автора «Фигаро», комедии, ставшей прологом революции — начатой смехом, а завершенной топором. А аббат Берардье, глава колледжа Людовика Великого, в котором учились Робеспьер и Камилл Демулен, в самый день резни получил от неизвестного лица охранный лист.

Эти предупреждения доказывают предумышленность злодеяний. Камилл, поверенный всех душевных движений Дантона, не мог не знать о существовании плана организованной резни. Невозможно также, чтобы Сантерр, командующий национальными гвардейцами, не получил от Дантона намека о грядущих событиях. Но если Сантерр получил предуведомление, то и Петион не мог оставаться в полном неведении: начальник войск зависел от парижского мэра. Рапорты муниципальной полиции, приносимые в мэрию каждый час, также не молчали об обстоятельствах, людях, оружии, которое имелось наготове для приготовляемого события. Каким же образом то, что стало известно даже в тюрьмах, могло оставаться неизвестным в ратуше?