История жирондистов Том I

Дюмурье также мечтал о примирении между Дантоном и жирондистами. Оно давало Франции правительство, которому Дюмурье служил бы шпагой. Он собрал у себя Дантона и главных вождей Жиронды. Говорили о том, чтобы подавить неприязненные чувства, не касаться более сентябрьской крови, из которой выходят только испарения, смертельные для республики, призвать в Париж внушительную военную силу из департаментов, запугать якобинцев и подчинить Коммуну власти закона. В Париже комитеты Конвента с преобладанием друзей Ролана и Дантона, на границах — Дюмурье; во главе армии на стороне Конвента, ослепляющий общественное мнение блеском новых побед, — должны были спасти нацию извне и упрочить правительство внутри. Этот план, развитый Дюмурье и принятый большинством собеседников, увлек всех. Несколько раз в течение вечера союз казался уже скрепленным.

Но Бюзо, Гюаде, Барбару, Дюко, Ребекки не без видимого отвращения соглашались на уступки, из-за которых им пришлось бы безмолвно считать себя солидарными с сентябрьскими убийствами. «Всё, кроме безнаказанности убийцам и их сообщникам!» — воскликнул Гюаде, удаляясь. Дантон, раздраженный, но хладнокровно сдерживавший свой гнев, остановил его и попытался склонить к примирительным воззрениям.

«Раздор между нами, — сказал он, взяв Гюаде за руку, — означает разрыв республики. Партии поглотят нас одних за другими, если мы не подавим их с первой минуты. Мы умрем все, и вы первые!» «Нельзя извинять преступление, чтобы добиться прощения злодеев, — сухо отвечал Гюаде. — Республика незапятнанная или смерть: вот борьба, на которую мы идем». Дантон печально выпустил его руку. «Гюаде, — сказал он ему пророческим голосом, — вы совсем не умеете прощать. Вы будете жертвой своего упорства. Пусть же каждый из нас идет туда, куда толкает его волна революции. Соединенные, мы могли бы господствовать над нею; над разъединенными будет господствовать она». Совещание прервали; управление Конвентом предоставили случаю.

Расстались с сожалением, но уже навсегда.

XXXI Дипломатия Дюмурье — Бриссо совершает попытку сопротивления крайним — Луве обвиняет Робеспьера — Конфиденциальное письмо Верньо

Дюмурье упивался триумфом в Париже; все партии оспаривали друг у друга честь привлечь к себе спасителя республики. Дюмурье ладил со всеми, но не отдавался ни одной из них. Дипломатическое искусство, приобретенное Дюмурье некогда в сношениях с конфедератами в Польше, делало для него легким управление революционными партиями в Париже. Один только Марат преследовал триумфатора по пятам, подобно наемным оскорбителям, какие встречались в Риме.

Генерал велел обезоружить и наказать республиканский батальон, который перерезал в Ретеле взятых в плен в сражении эмигрантов. Некто Паллуа, архитектор, был в этом батальоне подполковником и участвовал в неистовствах своих солдат. Смещенный Бернонвилем, адъютантом и другом Дюмурье, Паллуа возвратился в Париж, чтобы принести жалобу.

Это был человек, который из энтузиазма сделал промысел: отламывая куски от стен Бастилии, он продавал патриотам камни этой крепости, как добычу, отнятую у деспотизма. Паллуа был другом Марата, Марат добился назначения следственной комиссии, в которую вошел и сам, чтобы навредить Дюмурье.

Когда генерал отказал в приеме Марату и его друзьям, они стали преследовать его повсюду, даже среди блестящего праздника, который давался в честь победителя при Вальми госпожой Симонс-Кандейль. Прервав бал в ту минуту, когда музыка, веселье, танцы целиком занимали приглашенных, Марат подошел к Дюмурье и тоном судьи спросил его, как обвиняемого, о превышении власти, в котором его упрекали по отношению к испытанным патриотам. Дюмурье, уронив презрительно-любопытный взгляд на костюм Марата, ответил ему с военной наглостью в голосе и улыбке: «Так это вы называетесь Маратом; я ничего не имею вам сказать». И повернулся к нему спиной. Марат, полный ярости, удалился среди шепота и насмешек своих врагов. На следующий день он отомстил за себя в газете, которую тогда редактировал.