Когда армия была организована, а суд учрежден, оставалось только передать в их руки виновных. По мнению Горы, для всемогущества Конвента требовался один общий обвинительный акт, всеобъемлющий, как республика, произвольный, как диктатура, неопределенный, как подозрение. С этой целью Мерлен (из Дуэ) представил 17 сентября проект декрета, параграфы которого, составленные ловким законоведом, захватывали всю Францию в искусно сплетенную сеть узаконенного подозрения.
Декрет Мерлена, состоявший из семидесяти четырех обвинительных параграфов, постоянно пополнялся все новыми пунктами, измышляемыми доносчиками, и сделался самым мощным орудием произвола, которое когда-либо было предоставлено угодливостью законника в руки правительства.
Первый пункт гласил: «Немедленно по издании настоящего декрета все подозрительные лица, живущие на территории республики и находящиеся еще на свободе, будут арестованы.
Под „подозрительными“ подразумеваются:
Те, кто своим поведением, статьями или словами выказали себя сторонниками тирании или федерализма и врагами свободы.
Те, кто не в состоянии доказать, как добывают средства к существованию и тем исполняют долг граждан.
Те, кому отказано в получении сертификата о гражданстве.
Те, кто прежде были дворянами, отцы, матери, сыновья, дочери, братья, сестры, мужья, жены эмигрантов, не выказывавшие неизменно своей преданности революции…»
«Подозрительны, — прибавил Барер, комментируя декрет Мерлена, — дворяне! Подозрительны придворные! Подозрительны священники! Подозрительны банкиры! Подозрительны все, скорбящие о том, что происходит во время революции! Подозрительны все, кого огорчает наш успех!»
Последний пункт распространял кару даже на тех, кто был бы объявлен невиновным, и уполномочивал уголовный суд арестовывать и однажды оправданных.
Террор не был вызван, как полагают, произвольным и жестоким расчетом нескольких лиц, хладнокровно обдумавших систему правления. Он не стал также результатом скороспелого решения или решения под влиянием озлобления. Он явился плодом мысли людей из разных лагерей, которые, не видя выхода из положения, в котором оказались, искали его в мече и смерти. Но главным образом он стал следствием пагубного соперничества честолюбий, желания заслужить популярность, этого залога признания патриотических чувств, в недостатке которых отдельные лица и партии упрекали друг друга: Барнав — Мирабо, Бриссо — Барнава, Робеспьер — Бриссо, Дантон — Робеспьера, Марат — Дантона, Эбер — Марата, все — жирондистов. Так что, для того чтобы доказать свой патриотизм, каждый гражданин и каждая партия старались применить как можно больше насилия. Всеобщее соревнование в давлении, которое отдельные граждане и партии производили друг на друга, отчасти искренне, отчасти притворно, вызвало всеобщий Террор, который они все направили друг на друга и на своих врагов, чтобы отделаться от них.
Франция и Революция не имели в это время иного национального правительства, кроме Конвента. Потому Конвенту, по его мнению, принадлежали все права, которыми владели Революция и Франция. Первым правом было спасти самого себя. Единственный закон в подобную минуту — встать вне закона. У Робеспьера, Дантона и Горы хватило смелости искать власти в анархии. Конвент имел несчастье присоединиться к их предприятию и взял на себя ответственность перед потомством. Создавая диктатуру, он думал, что готовит необходимое оружие для охраны свободы; но оружие тирании слишком тяжело для человеческих рук. Вместо того чтобы, угрожая, делать выбор между людьми, оно разило наудачу, без суда и пощады. Оружие увлекло за собой поражающую руку. Вот в чем состояло преступление, и это преступление приходится искупать доныне.
XLVI
Одной из первых жертв Террора стал генерал Кюстин. Преступление его состояло в том, что он вносил в войну искусство. Монтаньяры хотели, чтобы война велась наступательно и форсированным маршем. Им нужны были генералы, вышедшие из простолюдинов, чтобы управлять толпами черни, и невежественные, чтобы вести войну в современном духе.
Мы видели, как Кюстин, вырванный из среды обожавшей его армии комиссаром Левассером, прибыл в Париж дать отчет в причине своего бездействия. Конвент поспешил арестовать его и предать суду.