История живописи всех времен и народов. Том 1

Подобными перспективными проблемами Джотто особенно заинтересовался к концу жизни. Например фрески капеллы Барди, которые следует относить к 1320-м годам[60]. Здесь, в сцене отречения Франциска от земных благ, в фоне композиции стоит грандиозный флорентийский дворец, с лоджией на коринфских колоннах во всю глубину здания; в сцене утверждения францисканского ордена замечательно разработан потолок с касетами, линии которых сведены в одну точку. В то же время мы наблюдаем наивность, достойную византийцев: коленопреклоненный св. Франциск, получающий стигматы, вдвое больше ростом, нежели капелла, изображенная рядом с ним, но последняя, опять-таки сама по себе, представлена правильной перспективой[61]. В соседней капелле Перуцци (1333-1337 г.) изумляет задача колоссальной для того времени трудности, повторяющаяся в двух сценах: "Рождение Иоанна Крестителя" и "Пир Ирода". Перспектива сведена Джотто на сторону, и это продиктовано не желанием блеснуть своим уменьем, а стремлением показать взаимоотношения между сценой с Захарием и той, где изображена опочивальня св. Елизаветы, а также сцен пира и Саломеи с матерью. В сцене воскресения Друзианы в той же капелле позади фигур изображены в почти правильной перспективе стены города с церковью, включенной в них[62]. Восточный характер изображенных здесь куполов Джотто мог видеть во время своего пребывания в Падуе.

Быть может, самое замечательное в фонах Джотто, - это та роль, которую они играют в настроении, - момент, совершенно не известный во всем предыдущем искусстве и едва ли даже знакомый классической древности. И в этом Джотто является опять-таки подлинным отцом "современной" живописи, ибо, как мы укажем далее, северные достижения в этой области, более совершенные и полные, находятся все же в зависимости от того, что нашла тосканская живопись и, в частности, что нашел ее глава - Джотто. Правда, ярче всего выразилось отношение Джотто к пейзажу как к важнейшему фактору "чувствительного" порядка во фресках "Арены" Падуи, которые едва ли мог видеть Симоне Мартини, главный посредник между итальянской и французской живописью. Однако кое-какие черты "пейзажного настроения" мы находим уже и в ассизских фресках, которые Мартини должен был изучать во время произведения собственной росписи в одной из капелл нижней церкви там же.

О сумрачно-безотрадном настроении сцены с проводником мы уже говорили. Другими примерами настроения, переданного в "декорациях", являются в ассизских фресках идиллическое весеннее настроение пейзажа "Бегство в Египет", унылый фон "Распятия" и полный пасхальной торжественности мотив белых скал позади фигур в сцене Магдалины у гроба[63]. Однако своего предела эта как бы "музыкальная" способность Джотто усиливать в пейзаже ноту каждого момента и варьировать эти настроения с удивительным чувством достигает во фресках Падуи (1306 г.). Сколько, например, жуткой безысходной печали в скалистом пейзаже, заграждающем глубину сцены "Прихода Иоакима к пастухам", и как тонко подчеркнуто это настроение контрастом резвящейся вокруг хозяина собачки. Близкий этому пейзаж встречается в сцене "Сна Иоакима". Торжественность момента в двух сценах - "Чуда с посохами" и в сцене "Бракосочетания Богородицы" - усилена золотистой апсидой Соломонова храма и тем, что этот архитектурный мотив поставлен прямо против зрителя.

Плач над телом Христа

Джотто. Плач над телом Христа. Церковь Арены.

Византийцы изображали Рождение Спасителя совершающимся в какой-то странной, могилоподобной пещере, в этой схеме изобразил ту же сцену Каваллини. Джотто, сохраняя лишь некоторые подробности традиционной иконографии[64], отходит от нее совершенно, и это - в пользу как большого правдоподобия, так и передачи более интимного настроения. Он помещает Богородицу под деревянный навес и прислоняет этот навес к скале[65]. "Настроение путешествия", переданное с идиллическим оттенком, в вышеупомянутой фреске ассизской церкви "Бегство в Египет" находит себе в падуйском варианте того же сюжета иное, более строгое и печальное, выражение, Печальное настроение пейзажа усиливается затем в Падуе с каждой картиной[66] (за исключением "Входа Господня в Иерусалим"), и таким образом подготовляется впечатление от финала в "Распятии[67]" и особенно в "Плаче над Телом", в которых печаль переходит в трагический пафос. Как огромное мертвое тело, лежит наискось через всю композицию скала, служащая фоном для группы надрывающихся на горй учеников Господних, и мрачно рисуется на фоне неба одинокое оголенное дерево. Двумя-тремя чертами Джотто умеет затем изменить это "зимнее", мертвое настроение на весеннее оживление, на "праздник утра" - в следующей сцене "Воскресения".