История жизни, история души. Том 2

Съездила я в Углич довольно приятно, о чём доложила Вам в открытке, посланной по возвращении в Москву; м. б. немного чересчур пасмурно и прохладно было, хотя без дождя, слава Богу; и слишком шумно на пароходе, который оказался населён отнюдь не тихими благостными художниками, а... ткачихами из города Дмитрова. Художники, как выяснилось, оказались тяжелы на подъём. Что до ткачих, то они пели, вернее выли, на новомодный лад, и плясали на «нашей» палубе. Плясали-то зато по старинке; вприсядку. К тому же радио не оставляло нас в покое с 7 утра до 11 вечера; все эти шумовые эффекты мешали воспринимать медленно проплывавшие мимо нас пейзажи, слышать всегда волнующий шелест воды; но потом как-то приспособились. Проехали множество (красивых, в об-щем-то) водохранилищ, потом по каналу Москва—Волга до самой Волги и по её течению до Углича (вернее, не по течению, а против течения). Вдоль канала, законченного в блаженной памяти 1937 г., привлекали внимание многочисленные постаменты без венчавших их статуй друга, отца и учителя. Постаменты без вождя имеют утлый вид, равно как и вождь без постамента. Множество шлюзов, вокруг которых красивые парки с цветами. Проехали мимо Дубны, города физиков (это уже по Волге), мимо старинного Калягина; и Волга «выправлена» человеческими руками; так, из половины города Калягина сделали водохранилище, и посреди реки возвышается... соборная колокольня. Странный и непонятный вид у этой ки-тежской картины. Углич очень красив на высоком берегу Волги с кусочком древнего, несколько аляповато отремонтированного кремля; красная с белым церковь «Дмитрия на крови», красные царские палаты, пятиглавый собор. В них — экспозиции краеведческого музея, интересные, но недоступные из-за толпящихся туристов -шумных и нескладных. Мы с Аней удрали от экскурсий и экскурсоводов и бегом «побродили» по самому городу, к<отор>ый донельзя провинциален и дореволюционен; видели несколько великолепных - запущенных и заброшенных — церквей, монастырских зданий и просто множество допотопных деревянных домиков, украшенных резьбой: от всего осталось чувство несколько даже жуткое; побывать в прошлом — непростая вещь. Вернее — в декорации прошлого, ибо жизни в городе нет - ни той, которая не вернётся, ни сегодняшней.

Милого Паустовского хоронили в Тарусе без нас¹; Ада была, рассказывала; напишу в след<ующем> письме.

Крепко обнимаю, простите за сумбур!

Ваша Аля

В Тарусе - дожди и холода, но сегодня - полегче; хоть не льёт!

¹ К.Г, Паустовский умер 14 июля 1968 г.

В. Н. Орлову

30 июля 1968

Да, лето преподлое, милый Владимир Николаевич, дожди замучили и полнейшее отсутствие неба над головой; всё это — очевидно, в наказание за нытье по поводу предшествовавшей жары, которая также непрерывностью своей была не к месту — но зато хоть красиво и ярко было. Увы, увы мне — я давно вышла из того возраста, когда всё нипочём, сейчас я стала иждивенкой не только государства, но и природы, жду от неё пайка по зубам - чтобы и солнышка, и дождичка в меру; ан нет; лопай, что дают; вот и хлебаю в унынии дождь - большой щербатой деревянной ложкой - как некогда «баланду». Нет, неправда! Та, голубушка, хлебалась с аппетитом, и всё мало было. Частенько мне приходится одергивать себя, тыкать носом в недавнее прошлое, когда начинаю занывать по пустякам.

Я «не случайно» не вплела своё прокуренное контральто в хор юбилейных приветствий по поводу Вашего очередного совершеннолетия¹. В моём представлении Вы — такой, каким я Вас знаю — не имеете ничего общего с юбилейной стороной жизни вообще и Вашей собственной — в частности. Юбилей — всегда не то: слишком мало для настоящих, слишком много для не стоющих; меня и на мамин юбилейный вечер тогда, в Союзе, было калачом не заманить; не то, не то! - Юбилей - всегда и пусто и громко, и - штамп во все времена; вот теперь, когда всё это отгромыхало, я могу - и хочу — тихонечко и не при всех, а только при самых Вам близких, коих -раз-два и обчёлся, поздравить Вас не с количеством, а с качеством прожитого и содеянного и пожелать Вам, вступившему в третье тридцатилетие, покоя, воли, здоровья и терпения — на все грядущие будни, праздники и погоды! Не «просто» пожелать, а с глубоким-глубоким уважением и с любовью к Вам, вернувшему России Цветаеву. Навсегда.

Таких высоких слов и чувств давным-давно ни в душе, ни на языке не держу ни для кого из нынешних; но Вы не нынешний. Вы -навсегдашний, как те - немногие, кого любила я и уважала. Поэто-му-то и юбилеи не для Вас, и Вы - не для юбилеев.