История жизни, история души. Том 2

На днях ездили с Аней в двухдневную экскурсию на пароходике в Углич, по москвоволжскому каналу, окаймлённому постаментами без вождя (выглядят нелепо, как и вожди без постамента!), - по Волге, по терпимой погоде - накрапывало, но не лило - под немолчное бормотание радио, как водится; и вдруг - нет, Вы представляете себе это милое чудо! - голос Елены Владимировны из репродуктора! Какой-то записанный на пленку «концерт для пассажиров», к<отор>ый она ведёт и к<отор>ый, очевидно, от времени до времени транслируется на всех пассажирских пароходах Советского Союза... Очень оказался сродни этот негромкий и задушевный голос и берегам, и воде, и небу, и очень приятен и полон значения был нам обеим этот такой нежданный привет, и мы заулыбались и обрадовались - правда ведь, прелесть какая! Городок чудесный, древнепровинциальный, сонный, и жутковата эта сонность под сенью восхитительных храмов - как вспомнишь Дмитрия и ожерелье на его шейке²; красный храм «Димитрия на крови»; а какой российский городок не на крови?

<...> Мы с Аней оторвались от реставрированных фасадов и «рванули» туда, поближе к окраинам, где всё — не для туристов и где самая красота, сокровенная и запечатленная. Что за церкви, за монастыри, Боже ты мой! И каким чудом всё это ещё держится, ещё возвышается, ещё вопиет - ксонной России, в сонной России... И небото было сонное над этим всем, и в торговых рядах сидели на ситцевых задах старухи, в пыли, мусоре и равнодушии, и торговали черникой — 20 коп. стакан, и никто не покупал - два шага от города, и она даром растёт...

<...> Относительно «Тройки и гитары»³ воля Ваша, но есть стихи и получше; а относительно «Светового ливня»⁴, то, очевидно, в связи с чехословацкой ситуацией⁵ его решили, как я сегодня слышала от Слуцкого, заменить подборкой из «Юн<ошеских> стихов». Впрочем, он сам это слышал от кого-то, т. ч. может быть и неверно. Хотя и похоже на правду. Ливень световой не по нынешней погоде. Хотя - почему?

Всего Вам самого доброго и хорошего, самый сердечный привет Елене Владимировне, где бы она ни была, в Йыэсуу, так в Йэысуу (?).

ВашаАЭ

¹ Отмечалось 60-летие В.Н. Орлова.

² Описывая убийство царевича Дмитрия в Угличе, Н.М. Карамзин в «Истории Государства Российского» (М., 1989. Т. 10. Гл. 2. С. 77) и С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» (М., 1989. Т. 7. Гл. 5. С. 306) упоминают об ожерелье на его шее. Ср. в стих. М. Цветаевой 1916 г. «Марина» («Димитрий! Марина! В мире...»): «На нежной и длинной шее / У отрока - ожерелье...» (I, 266).

³ Речь идет о стих. «Править тройкой и гитарой...» (<1920>).

⁴ Статья М. Цветаевой «Световой ливень. Поэзия вечной мужественности» (1922) посвящена творчеству Б. Пастернака. В письме П.Г. Антокольскому от 12.VIII.1968 г. В.Н. Орлов сообщает, что сняли статью М. Цветаевой о Б. Пастернаке, которая должна была появиться в «Дне поэзии».

⁵ Речь идет о событиях так называемой пражской весны, когда реформаторское крыло коммунистической партии Чехословакии отменило цензуру и наметило программу экономических и политических преобразований с целью построения «социализма с человеческим лицом».

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

12 сентября 1968

Дорогие Лиленька и Зинуша, вчера благополучно отбыли со знакомой художницей¹ из Химкинского порта; каюта хорошая, погода плохая; на теплоходе жарко, а во всём окружающем мире — холодно и идёт дождь из вполне беспросветного неба. Ковчег наш битком набит так называемыми художниками, состоящими на 80% из так называемых художниц; все везут с собой краски для восполнения тех, к<отор>ых по поводу непогоды недостаёт природе. Да и задача (художественная) поездки именно такова: вместо того, что видишь, изображать то, чего нет и, к счастью, не будет на свете. Во главе нашей «творческой экспедиции» стоит некий Билютин², художник, работающий в легкой промышленности и обучающий иже с ним новомоднейшим приёмам в изобразительном искусстве — как будто бы в искусстве могут быть приёмы! Учит он, скажем, изображать серый день в красном цвете — а зачем, спрашивается? Но — поживём, увидим; м. б. к концу поездки и постигну это «зачем» — пока же Билютин, с замашками провинциального тенора и с жирными длинными волосами, окруженный покорной толпой обожательниц-обывательниц, напоминает мне скорее замшелого декадента, нежели мужественного новатора. Одно лишь ясно: велика у людей (наших!) потребность в учителе; а вот их-то и нет (учителей, то есть!). Сейчас раннее-раннее и седое-седое утро, ковчег ещё спит, плывём по широкой и тяжеловодной Волге, вдоль низких и округлых берегов; всё ещё зелено и почти нетронуто осенью, только чуть-чуть отдаёт коричневатостью, предвестницей будущего золота. В 11 ч<асов> утра будем в Угличе до самого вечера, и я надеюсь посмотреть, хотя бы бегло, всё то, на что не хватило времени в прошлый раз (отделившись от художников, изучающих «приёмы»). А что увижу, о том постараюсь вам написать, как только будет тихий час.