«Молодца», Бога ради, ведите не только от Афанасьева, но, в первую очередь, от «На красном коне», где, при
Целую
1
От чешского слова3
Завершающая строфа поэмы 1921 г. М. Цветаевой «На Красном Коне» (III, 23).15 июля 1969
Дорогие Лилечка и Зинуша, вот мы и в Архангельске, вот уже и на борту нашего пароходика. В Архангельск приехали вчера по немыслимой жаре — рано утром, ещё не было и семи, а температура уже выше 30°! Встретила нас Нина (жена Андрея1
) и её сестра Евлампия (!) — впервые встречаю человека, носящего это имя, остановились у Евлампии — дом «барачного» типа, впрочем, очень чистый, огромная общая кухня с огромной плитой посредине, а вдоль стен — общий настил вроде стола, примусы, керосинки. Поместили нас в комнату, к счастью, уехавшей соседки, т. к. в единственной комнате Евлампии — она сама, две взрослых дочери и Нина, приехавшая с внуком. Все очень приветливы и гостеприимны. Евлампия — прачка, старшая её дочь — инженер, младшая — медсестра, вот уж воистину «что дала советская власть трудящимся»! <...> Нина и по сей день очень хороша собой, а в молодости была красавица настоящая.Город очень осовременился, но набережная - прелесть, с великолепным, бесконечно тянущимся, разла-тым, но пропорциональным зданием петровских времён; сказочный вид на Двину (здесь она - почти море, в к<отор>ое неподалеку от Архангельска и впадает) — тревожащий душу вид морских пароходов, за к<оторы>ми и над которыми всё ещё чудятся петровские паруса. Центр города — начало века, провинция, ещё не обездушенная; мог бы быть и Красноярск, и Иркутск, и т. д.
В самом городе чередуются чёрные, из просмоленных брёвен, вросшие в землю до середины окон деревянные домишки, двухэтажные купеческие особняки с башенками и флюгерами на них и современный пятиэтажный стандарт. Много зелени, и воздух, из-за близости не только Двины, но и моря - пахнет привольем. Погода начала меняться вчера же — прошла гроза, попрохладнело, а за грозой потянулся долгосрочный обложной дождь. Авось в дальнейшем будет и посуше, и не слишком жарко. Путешествие поездом, несмотря на хорошие места, из-за жары было очень утомительным, да и за окном было уныние и мелколесье, даже я, любительница зевать по сторонам, воротила рыло от однообразия и скудости пейзажа.
На пароход сегодня сели очень рано, несмотря на то, что уедем только завтра; но путёвка «идёт» уже с сегодняшнего дня, и мы решили ничего не упускать - ни одной еды, ни одной экскурсии, ибо за всё «деньги плочены» — и немалые!
Пароход небольшой, старый (ещё, видно, дореволюционный!) -колёсный; всё чистенько, отремонтировано, каюты - уютные, главное, в каждой — умывальничек; очень нас волновал этот вопрос — будут ли умывальники в каютах? Оказывается, ещё при Николае додумались!
Интересно, что при означенном Николае уборных (pardon!) мужских осуществлялось больше вдвое, нежели дамских; очевидно, во время оно на пароходах ездили в основном представители сильного пола, прожигатели жизни; все удобства для них и предусматривались! Сперва они пили шампанское, а потом бегали (туда).
Вчера из-за пекла и готовившейся грозы у меня так болели ноги, что я в отчаянье была, что вообще поехала; сегодня немного легче — останавливаюсь не через каждые десять, а через каждые 50 шагов; но ни о каких совместных с другими экскурсиях пеших и мечтать не приходится; буду, наверное, бродить самостоятельно, не слишком удаляясь от предстоящих пристаней. И то хлеб.