История жизни, история души. Том 2

Мы недавно вернулись из поездки по Сев. Двине и Сухоне, прошлёпали на старом колёсном пароходике от Архангельска до Великого Устюга и обратно, повидали уйму деревянных церквушек, очаровательных, от старости (древности) равным образом вросших как в землю, так и в небо, и уйму каменных соборов и монастырей, и чёрных могучих архангельских изб с белыми наличниками, и прародительских пейзажей как таковых; уж до того прародительских, будто там ещё и Петр не хаживал. Конечно, это — с поверхностного «туристического» взгляда, на самом-то деле много бесхозяйственных порубок, река обмелела (несмотря на архидождливое лето) до того, что с середины своей почти не судоходна, мели, отмели, топляки. От Котласа до Вел<икого> Устюга пришлось добираться на «ракете», так как пароходишко не рискнул своим драгоценным колесом: Сухона, говорят, и вовсе «пешеходная» река. Но, как бы то там ни было, стоящий на её берегу Вел<икий> Устюг производит ошеломляющее впечатление своей нетронутостью временем (относительной, конечно, но - мы не избалованы!). Городок маленький и весь — сокровище в детской горсти; всё — близко, всё — настоящее — церкви, монастыри, особняки, лавки (именно лавки, а не магазины!) и нигде никаких «Черёмушек». Ненадолго это счастье, вероятно; говорят, в 1971 г. построят ж/д ветку, и тогда конец Китежу! Пока же - не только немноголюдно, а - пустынно, и всем можно любоваться, не натыкаясь на затылки новоиспечённых и непропечённых любителей старины. Вот где бы Вам побывать с Е<леной> В<ладимировной> (даже если и бывали раньше!). Красота, покой, даже уют; тишина. И добираться не так уж мудрено — поездом до Котласа, от вокзала пристань два шага, а от пристани три раза в день «ракеты» до Вел<икого> Устюга, всего полтора часа пути. В Устюге — чистенькая гостиничка, если дать телеграмму - забронируют номер; питаться есть где и есть чем - скромно, но «без обмана»; вообще — прелесть. Два изумительных музея без посетителей; в большинстве церквей (закрытых, т. е. не действующих) целы иконостасы, иногда и росписи. И в ближайших и в дальних окрестностях есть что смотреть, и не мудрено добираться...

Погода, в общем, стояла не ахти, холодновато, пасмурновато было. Такое уж лето нынче везде, кроме Прибалтики!

Тут, в Тарусе, распогодилось было дня три тому назад, а сегодня вновь навалились тучи; Бог даст не навсегда.

Ваше письмо о маминых (письмах), дожидавшееся моего возвращения из мест не столь отдалённых (Котлас, в частности, очень памятен мне по тем временам!), очень обрадовало меня; именно мне было трудно делать эту подборку¹, зная мамино отношение к нераз-глашаемости писем; вернее, к их неприкасаемости. Как трудно мне живётся в век любителей посмертных сюрпризов, кабы Вы знали. Впрочем — знаете. Поездка по Двине была интересна, но, в общем, утомительна, т. к. донельзя плохо организована — Ленингр. тур. бюро. Кормили же, под влиянием близости Котласа, почти как заключённых. Но русский человек кроток — всё стерпит и всё сожрёт, хотя и продырявил все свои карманы ношением кукишей в них.

Вышел седьмой № «Прометея» с «Натальей Гончаровой»², увы, безобразно иллюстрированный репродукциями гончаровских рисунков к детской книжечке³ — вместо всего, о чём говорит М<арина> Ц<ветаева>. Аня, верно, уже/послала Вам этот номер. — О мамином Бальмонте⁴ напишу Вам в след<ующем> письме, я счастлива, что Вы за него взялись⁵. Дай Бог!

Всего, всего самого доброго.

ВашаАЭ

' Речь идет о публикации А.С. «Из писем Марины Цветаевой» (Новый мир. 1969. № 4).

² В № 7 альм. «Прометей» за 1969 г. опубликован очерк М. Цветаевой «Наталья Гончарова. Жизнь и творчество».

³ Репродукции рисунков Н. Гончаровой к кн. Н. Кодрянской «Сказки» (Па риж, 1950).

⁴ О дружбе М. Цветаевой с К. Бальмонтом в послереволюционной Москве и в эмиграции А.С. написала в своих «Страницах воспоминаний» (T. III. наст. изд.).

⁵ Видимо, В.Н. Орлов написал А.С. о том, что в Большой серии «Библиотеки поэта» должен выйти том стихотворений Бальмонта.

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

17 сентября 1969

Дорогие Лиленька и Зинуша, пользуюсь оказией (соседка едет в Москву), чтобы послать привет из уже вновь запасмурневшей Тарусы — Болшевской обители. Несколько прошедших дней бабьего лета были чудесны, и я, кажется, только и делала, что радовалась на них; но уже вчера подлые ноги возвестили перемену погоды, начав болеть и ныть, как у старого ветерана, израненного в боях! <...> Ада, вероятно, сегодня побывала у вас и привезла кое-какие скромные гостинцы к завтрашнему дню, который я тут проведу тихонечко одна, в ежедневных делах и ежедневных мыслях. Несмотря на очередную отдалённость, завтра, конечно, буду с вами и у вас, пусть незримо — подобно воздуху, который невидим, но — сущ. Всё равно попразднуем, Бог даст, все наши праздники, когда соберёмся в Москве.

Е.Я. Эфрон. Конец 1960-х