История жизни, история души. Том 2

эта аритмия в переписке. Все силенки, какие ни на есть, всасываются маминым архивом, пристальной и ежедневной работой над ним; как ни стараемся с моей помощницей и как ни поспешаем, конца, естественно, не видать и, вообще-то, ни половины, ни четверти; несмотря на то, что мамин почерк со всеми его сокращениями и «титлами» (впрочем, это, вероятно, не «титлами» называется!) знаю наизусть и расшифровываю быстро. Но тут ещё годы (жизни и работы!) потребны, чтобы по-настоящему толк был от них (т. е. от жизни и работы!). (В смысле — моих\) Начала, естественно, с самых сложных тетрадей; но простых, вообще-то, у мамы не наблюдается; простейшее, т. е. начальное, она оставила — бросила! в России в 1922 г. Что-то в чьи-то руки из всего того богатства попало, изредка возникают крохи, как правило, строго засекреченные нынешними обладателями, потомками давних собирателей или подбирателей; так где-то из третьих уст, или рук, промелькнуло сведение о ранней (ещё, по-видимому, «девического периода»!) статье о творчестве Брюсова¹. Статья - эта (или записи о, или мысли по поводу) находится где-то в окрестностях литературного наследия Гиляровского — но просочиться туда, в эти окрестности, невозможно... Ну, где-то цела, и слава Богу! <...> Кудрова² мне сообщила («неофициально», впрочем), о том, что Холопов³ требует сокращений «в линии» С<ергея> Э<фрона> (но согласовать эти самые сокращения со мной редакция сможет лишь в начале 1975 г., поскольку к октябрю 1974 они уже израсходовали все командировочные средства!). Подожду терпеливо, пока они вновь «разбогатеют», посмотрю, что за купюры мне предложат (кстати, почтой они почему-то не пользуются!), и если оные купюры меня не устроят, не без сожаления, но железно! заберу свой материал обратно; пусть лежит в ЦГАЛИ до лучших времён. Настанут же они когда-нибудь и для светлой памяти моего отца; состыковаться же с её омрачателями или, что то же, с замалчивате-лями мне не с руки. Конечно, если сокращения вдруг окажутся незначительными, вынуждена буду с ними согласиться ради всего остального; а нет — так нет. <...>

Намечается «обратно» тьфу-тьфу! публикация о моём брате, о его последнем (военном) пути; автор - милейший подполковник авиации, сотр<удник> газеты «Кр<асная> Звезда», около двух лет положивший на усиленные розыски этого неизвестного солдата, не оставившего после себя почти никаких следов во всех возможных и недоступных армейских архивах. Хочет вроде бы опубликовать его очерк журнал «Юность»⁴. Посмотрим! Всего, всего вам обоим наилучшего и наидобрейшего. Радостей вам и сил побольше!

Ваша АЭ

¹ Статья М. Цветаевой «Волшебство в поэзии Брюсова» опубликована А. Са-акянцвальм. «День поэзии. 1979». М., 1979.

² Ирма Викторовна Кудрова - литературовед, в то время сотрудник журнала «Звезда». Впоследствии автор ряда статей о жизни и творчестве М. Цветаевой, а также книг «Версты, дали... Марины Цветаевой: 1922-1939» (М., 1991), «Гибель Цветаевой» (М., 1995), документального повествования «Путь комет. Жизнь Марины Цветаевой» (СПб., 2002).

³Георгий Константинович Холопов (1914-1990) - главный редактор журнала «Звезда».

⁴ Станислав Викентьевич Грибанов опубликовал очерк о Георгии Эфроне «Строка Цветаевой» в журн. «Неман» (1975, № 8) и то же (под псевд. С. Викентьев) в журн. «Родина» (1975, № 3).

С.Н. Андрониковой-Гальперн

12 декабря 1974

Дорогая моя Саломея, Вы так загипнотизировали меня своим неимоверным молчанием, что я сама онемела эпистолярно, и долгие недели теряюсь в догадках — кому бы написать, чтобы узнать о Вас? Естественно, проще всего было бы писать Вам, ещё раз, ещё раз, ещё много-много раз, пока Вы не откликнитесь - но это до меня не доходило... Сегодня, наконец, Ваше письмо-картинка с зимним Парижем и новогодними пожеланиями; как же я ему — письму — обрадовалась, Вы и представить себе не можете! Конечно же, и я без конца думаю о Вас, и больше думаю, чем вспоминаю, в той жизни Вы были маминой, а она меня до Вас не допускала, она была ревнива к своему, иногда осознанно, иногда подсознательно, и это - при всей своей щедрости и распахнутости. И вообще в те поры держала меня на строгом поводке. Всё и вся тогда воспринималось через запреты и барьеры -тем самым отфильтровывалось, иногда претворяясь в чистое золото. Как странно всё, как странна сама жизнь, странны и удивительны населявшие её люди (о теперь населяющих мало знаю, принадлежу к тому поколению!).