Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

11 июня. На этом месте этнографического очерка я вчера уснула — такова неоспоримая и необоримая сила художественного слова. Стоит ужасная жара, настоящее пекло, до 30° в тени, а уж на солнце!.. Ни одного дождя, кроме как по радио, и я с головой ушла в поливку, довольно бесполезную, т. к. вода прямо на глазах испаряется с грядок, а я всё её таскаю и таскаю, обливаясь потом. Жару переношу плохо, и, как в тропиках, ненадолго оживаю лишь после заката солнца. А тут одолевают гости — едут косяками, не хватает ни простынь, ни жратвы, ни терпения. Гость идёт в основном интеллигентный, картошку не чистит, воды не таскает, зато «за поэзию» разговаривает, не закрывая рта. И уже в первый день хочется убивать его на корню.

Самое трудное в моей жизни то, что время постоянно обгоняет меня, я целыми днями кручусь-верчусь и ничего не успеваю, и виню в этом обстоятельства, хотя явно дело тут во мне самой. Когда размениваешься на мелочи - плохо получается, до основного уже не доходишь, руки коротки! Очевидно, совмещать в себе (или пытаться) — Марфу и Марию - нельзя, ибо Марфа, «пекущаяся о земном», - сильнее, она - быт, а быт душит.

Бедный Малыш, если и у вас такая же жара, представляю себе, как тяжело работать, особенно на поле, в открытом месте. В холод работа греет, а от жары не укрыться. Впрочем, м. б., именно на вас и проливаются те «кратковременные дожди и грозы», к<оторые> старательно обходят нас стороной? Относительно присланных вам босоножек я, ей-Богу, не в курсе - передала Инке твою просьбу и немного денег, ведь размера твоего я не знаю, а присылать наобум, на глазок, обувь - немыслимо. Почему вы не отдали часть вещей Мите, когда он приезжал? Ведь это немыслимо - столько таскать за собой? Или, м. б., основной вес был продукты? Хотя, как подумаешь, самый минимум необходимого плюс постель - и вот уже куча тяжёлых вещей, а у вас ведь не только минимум накопился. Это тасканье вещей — дополнительное наказанье за свои и чужие грехи. От этого они не становятся легче. Очень сочувствую тебе по поводу радио, я тоже не перевариваю, когда оно включено целый день и никак не умею от него «отрешаться», как другие, особенно от больших порций песен, романсов и арий из опер. Зато - нет худа без добра — ты «образовываешься» волей-неволей и постигаешь тысячу разнообразнейших вещей, которыми иной раз и блеснуть можно в непринуждённом разговоре. Помню, как приезжавшая Вера2 была потрясена моей эрудицией в целом ряде областей, о к<отор>ых она и не слыхивала; ей всё хотелось поговорить о литературе, а я её уводила к беспривязному содержанию скота, скоростным плавкам металла и передовым агроприёмам возделывания сельскохозяйственных культур.

Не представляю себе, что Инесса находит сказать тебе обо мне: мы видимся чрезвычайно редко, и обычно я её жестоко накачиваю насчёт количества, качества и стоимости отправляемых вам посылок, ибо ваши немыслимые багажи — результат её беспардонной деятельности на этой ниве; уговариваю её беречь и растягивать на подольше наши немудрящие «средства». Инка смотрит на меня выразительными глазами, но делает по-своему, и на каждый ваш писк реагирует так, как будто вы горите ярким пламенем, и тушит его своими слезами и, как писала мне бабка, «посылает им самую дорогую колбасу, от к<отор>ой Ирочка болеет». А вообще, таких друзей, как Инка, нет на белом свете, это последний представитель вымершей породы бронтозавров от дружбы. Прелесть, что за человек. Бабка её обглодала начисто, остались одни фижмочки из упаковочной марли да страдальческие, полные слёз очки; спотыкается она, кстати сказать, по-прежнему на своем тернистом пути. Будь с ней поласковей.

Будь умницей, веди себя хорошо, это так важно! Обнимаю вас, будьте здоровы!

Ваша Аля

А.С. была в лагере в Потьме (Мордовия) в 1943 г. Но по утверждению И.И. Емельяновой, описания мордовок и их нарядов не устарели.

2 Вера Александровна Сувчинская.

В.Н. Орлову

14 июля 1961

Милый Владимир Николаевич, простите ради Бога меня, кретинку! Вместо того чтобы доставить Вам удовольствие стихами, я то то пропускаю при переписке, то это, а время идёт, и Ваш собственный сборничек «ЛС» остаётся неосуществлённым. Виной тому не небрежность или рассеянность, а усталость — переписываю поздно вечером, клюю носом, и вот результат!

Всё время кто-нб. гостит и приходит на огонёк, и я кручусь у керосинок и по хозяйству целыми днями, бессмысленно и утомительно. Быт труден, и на «бытие» времени не остаётся.

Через два дня уедут очередные гости - тогда напишу Вам, а вот пока стихи:

Я эту книгу поручаю ветру И встречным журавлям.

Давным-давно — перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихри войн.

Пусть странствует она - свечой под праздник -Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное