История жизни, история души. Том 2

Оттуда с высокого холма поразительный вид на Оку, уходящую вдаль, и на тарусский берег. Даль и ширь чудесные. Вы, Лиленька, верно, помните эти места, Вы ведь тут бывали. Из Бёхова, зайдя на кладбище, где похоронен, неподалеку от своей церковки, Поленов, отправились в его имение, где теперь прелестный музей — прелестный, п. ч. его работники сумели сохранить почти в неприкосновенности, и это несмотря на большое кол<ичество>во посетителей, живой и жилой облик дома, всех его комнат... Мы с Аней побывали в музее, Ада ждала нас на скамеечке наруже. Оттуда самой дальней и самой очаровательной лесной дорогой (а лес — как парк, весь в «купах» деревьев - лип, берёз, клёнов, дубов - и в свежескошенных лужайках) вернулись в Тарусу; по дороге закусили, потом собрали не ахти как много грибов, не гнушаясь и сыроежками! — но попадались и подосиновики и подберёзовики — дошли до переправы через Оку, в ожидании переправы выкупались - вода тёплая... Весь этот прохладный и красивый день вы обе, мои дорогие, были со мною, и на всё смотрелось и вашими глазами... Жаль, что нельзя показать вам всё это не в мечтах, а наяву! - Пока нацарапала эти несколько строк, собралась гроза, к<отор>ая после вчерашнего прохладного дня всё бродила вокруг да около, давила и угнетала и наконец прорвалась... Сейчас громыхает, чиркает молниями, идёт весёлый дождь и воздух пахнет воздухом, а не зноем <...>

Обнимаем вас и любим, простите за вечную бессвязность и спешку.

Ваши А. и А.

Простите за следы — в окно вскочила мокрая, хоть выжми, кошка и наследила!

В.Н. Орлову и Е.В. Юнгер

12 августа 1964

Милые Владимир Николаевич и Елена Владимировна! Во первых строках своего письма выражаю Вам своё негодование по поводу того, что оба вы забыли о своём обещании хоть мимоходом и мимолётом посетить Тарусу; это непростительно! В ожидании вас она цвела всеми цветами, рассыпалась всеми ягодами, расстилалась всеми близями и далями, и т. д. А теперь, после бурного — в жаре и грозах - лета, уж небо осенью дышало, и всё уже не то, и вы уже далече. Ну, Бог с вами, отдыхайте на доброе здоровье в районе Пыльва, под крышей госпожи Мёльдре; я уже не сержусь.

Про Slavonic papers я тоже только слышала, но видеть не удалось, поэтому нахожусь в весьма трепетном состоянии: дело в том, что у мамы есть две законченных прозы о Мандельштаме (беловики утрачены, черновики у меня). Одна — в защиту (от Георгия Иванова¹), а другая, увы, за упокой, т. е. разгромная, по поводу его (Манд<ель-шта>ма), когда-то (у нас) публиковавшихся, воспоминаний, где он делает робкую попытку приспособиться к «духу времени» и описывает события гражданской войны в Крыму так, как это надо было для опубликования; «за те же деньги» поливает грязью кое-кого из армии «визави», кому был многим обязан и с кем дружил².

Обе эти вещи в разное время были мамой предложены то ли «Последним новостям», то ли ещё «кому-то». И обе остались неопубликованными. Теперь спрашивается, которая из рукописей уцелела в архиве газеты и теперь опубликована? Зная пристрастие «исследователей» по ту сторону баррикады к вещам с политическим душком, опасаюсь — как бы не «разносная»... Поживём — увидим; если что узнаю - сообщу, а если удастся добыть, то перепишем.

Подумаешь, эка беда, «Девушка из Spogeto»!³ Была бы девушка, а откуда она — не так уж важно... Говорят, кто-то, чуть ли не Светлов (ни? не? никогда не знаю, как писать, и жду орфографической реформы, чтобы войти в берега грамотности) — узнав, что Катаева приняли в партию, воскликнул: «Ничего, наша партия терпела и не такие удары!» Так и мы - терпели и не такие опечатки. Мама вспоминала, как, вместо: «Будь, младенец, Володимир!»⁴, напечатали: «Будь младенцем, Володимир!». (Чего, кстати, и Вам, Владимир Николаевич, желаю - на лоне эстонской природы, с августа по сентябрь. Ибо для того, чтобы хорошо отдохнуть, - будем, как дети!)

Итак, наше приокское лето катится под откос. Не запасшись достаточным зарядом инфантильности, отдохнула я неважно; при частной недвижимой (дом) и движимой (кошка) собственности какой отдых?

Ну, дорогие мои, желаю вам преотличного отдыха, грибов, черники, хорошей погоды, мира, тишины, доброго здоровья!

Ваша АЭ

' В журн. «Oxford Slavonic Papers» (1964. Vol. XI) были опубликованы воспоминания М. Цветаевой «История одного посвящения» - ответ на фельетон поэта Георгия Иванова «Китайские тени» («Последние новости» (Париж). 1930. 22 февраля), где, по словам Цветаевой, «весь Коктебель с его высоким ладом, весь Мандельштам с его высокой тоской... низведены до подвала - быта (никогда не бывшего!)».

² А.С. подразумевает отзыв М. Цветаевой на кн. О.Э. Мандельштама «Шум времени» (Л., 1925) «Мой ответО. Мандельштаму». Впервые эта статья опубликована Е.Б. Коркиной под названием «Мой ответ Осипу Мандельштаму» в кн.: Норвичские симпозиумы по русской литературе и культуре. Т. 2: Марина Цветаева, 1892-1992 / Ред,: Е. Эткинд и С. Ельницкая. Нортфилд; Вермонт, 1992; републ.: Здесь и теперь. 1993. № 2.