3
Речь идет об опечатке в заглавии стих. А. Блока «Девушка из Spoleto» (1909, цикл «Итальянские стихи») в книге А. Блока «Лирика» (Л., 1964), составителем которой был адресат письма.4
Строки «Будь, младенец, Володимир: // Целым миром володей!» из стих. М. Цветаевой «Чтобы край земной не вымер...» (цикл «Маяковскому») (II, 273).2 сентября 1964
Многоуважаемый Рафаэль Ахметович, простите, что я с таким опозданием отвечаю на Ваше сердечное письмо: я уезжала из Тарусы, куда вернулась только на днях. Вообще же «зимовать» переберусь в Москву, вероятно, в октябре, и если в зимние месяцы Вы побываете в столице, то нам легко будет повидаться. Мой московский адрес — на всякий случай. Москва А-319 2-ая Аэропортовская ул. д. 16, кв. 268; тел. АД 8-71-66.
Большое спасибо за копию письма Имамутдинову; это — одно из последних маминых писем2
. Очень важно, что Вам удалось его обнаружить; теперь эта копия в цветаевском архиве — благодаря Вам. Да, возможно, - будь на месте Имамутдинова другой человек, всё обернулось бы иначе — проклятое «бы»! Таким «бы» вся жизнь моей матери вымощена - особенно последние месяцы, последние дни. Страшны были те времена, расплывчато называемые «периодом культа»; сейчас нам самим, всё пережившим, кажется невероятным, что<...> Тотчас после моего возвращения в Москву из «мест не столь отдалённых» я начала разыскивать людей, бывших в эвакуации вместе с моей матерью. Мне кажется, я разыскала всех, или почти всех, и узнала от них всё, что они помнили. Вернее, эти розыски я начала ещё в 1947-48 годах (в этот промежуток времени я была «на воле», между заключением и ссылкой), и тогда мне удалось кое-кого разыскать и записать с их слов то, что в те годы люди ещё хорошо помнили; теперь же с тех пор прошло столько лет, что те же самые бывшие эвакуированные обо всём рассказывают иначе, забывают и путают — память им изменяет. Это естественно... Так или иначе, ни в 1947—48, ни с 1955 по сегодняшний день я не разыскала
По роковому стечению обстоятельств большинства людей, бывших в то время в Елабуге и впоследствии знакомых с моим братом, уже нет в живых; так, скажем, нет в живых молодого литератора Алексея Кочеткова3
, знавшего мою мать в Москве, эвакуировавшегося одновременно, или почти, с нею, и потом вместе с моим братом перебравшегося в Ташкент; его свидетельство было бы бесценным... А среди живых свидетелей немало, увы, и фантазёров, рассказывающих басни и, вольно или невольно, искажающих истину.Сестре моей матери, Анастасии Ивановне, ездившей в Елабугу года два-три тому назад, могилу разыскать не удалось. Так же, как и Вам, ей удалось побывать у своей тёзки, квартирной хозяйки моей матери4
, но ничего толкового о местонахождении могилы она не узнала от неё. Ничего не узнала и в милиции - как Вам известно, архивы не сохранились; кладбищенского сторожа, при котором происходили похороны, уже не было в живых; моя тётка говорила с его женой, к<отор>ая смогла лишь указать сторону кладбища, на которой хоронили умерших в 1941 г. Исходя из этого указания А<настасия> И<вановна> поставила крест в той стороне, м. б. и в том ряду, где могла бы находиться могила; но всё это недостоверно.Вы спрашиваете меня, не хотела бы я приехать в Елабугу? О нет, я этого не хочу. У меня просто
Тем не менее сердечная Вам благодарность за предложение приехать, за предложение помощи, м. б. когда-нибудь смирюсь духом и приеду. А пока - нет.
<...> Всего Вам самого доброго, спасибо Вам за внимание и участие, за живой и сердечный отклик.