Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

2 Вдова поэта Мария Степановна Волошина прислала Е.Я. Эфрон книгу «Пейзажи Максимилиана Волошина. Репродукции» (Л., 1970) с дарственной надписью: «Дорогой Лиле Эфрон... С нежной любовью, с их любовью и от себя с моей скромной, но горячей искренней любовью. Маруся. Коктебель, 1972, май» (Архив публикатора).

В.Н. Орлову

1 июля 1972

Милый Владимир Николаевич, Ваше письмо обрадовало меня — в такой же степени, в какой огорчило Ваше столь длительное молчание... <...>

Зима моя прошла из ряда вон тяжело (да и у всех, кажется!) - я долго и нудно болела, да и сейчас не очухалась; попала было в объятия литфондовских хирургов, норовивших сбыть меня в учреждение, напоминающее «Раковый корпус», но я взбрыкнула и не поддалась, м. б. ошибочно. Дотягиваю свою «Звёздную» рукопись, согнувшись пополам, с грелкой на животе, глуша дикие дозы диких антибиотиков и, главное, всё время сознавая неосуществимость своей рукописной затеи, своё лилипутство перед заданным, лилипутство плюс цензурный намордник на нём!

Вы очень добры, через край! — что так захвалили меня; но дело-то не в достоинствах данной, утлой, рукописи (за исключением детских записей, которые действительно хороши, точны, первозданны!), а в низком уровне большинства того (опубликованного), что приходилось читать в последние годы. По сравнению с этим однообразно, безмысленно и безъязыко бормочущим потоком и мой скорбный труд неплох, а по большому, высокому, глубокому счёту, по правде, которую только одну писать и надлежит, тем более в шестьдесят лет! - это лишь бесталанные крохи «с барского стола» этой самой правды...

Что делать, что делать!

Обнимаю вас обоих. Дай вам Бог и человеки сил, отдыха, покоя, радостного лета. А.А. шлёт сердечный привет. Пишите!

Ваша АЭ

Напишите, пожалуйста, что за книга Ваша, застрявшая в издательских недрах, о которой Вы упомянули в письме ко мне? Что, после всех отлагательств и пертурбаций, слышно о блоковском двухтомнике гослитовском? Неужели так и похоронили в кургане своего идиотизма, вместе с жёнами, соратниками, конями, сбруей и доспехами? Много, ох много курганов славы русской придётся раскапывать недоумевающим потомкам!

Е. Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

23 июля 1972

Дорогие мои, от вас по-прежнему нет вестей, питаюсь рассказами (уже отчасти исчерпанными) Лены и ещё перечитываю довольно давнее письмо Руфи - не столько письмо давнее, сколько описываемые в нём события, связанные с переездом. <...>

У меня всё по-прежнему, устаю от всех и от всего, почти не расстаюсь с головной болью, но всё же не забываю никогда о том, что многим и многим - хуже, чем мне, и стараюсь не расклеиваться хотя

бы морально! Надоела и утомила бесконечная эта жара; вот уже и лето на склоне, а я его и не почувствовала в его многообразии: жара всё забивала и заглушала собой. Незаметно отпели своё птицы, сменившиеся кузнечиками: только жаворонки ещё слышны над дальним лугом. По выходным дням стоит сплошной шум и грохот над Окой — катера, моторные лодки; к этому добавляются нестройные полупьяные хоры отдыхающих. И только поздними вечерами и ранними утрами тишина кажется почти первозданной. «Тишина, ты лучшее из того, что слышал!»1

На реке (которая течёт прямо перед носом!) ещё ни разу не была: с крутой горки спуститься трудностей не представляет, а вот как подниматься? Но как только попрохладнеет, всё же предприму это путешествие и пройду дорогой, которой бегала в детстве маленькая Марина. Чем старше становлюсь, тем больше приближаюсь к своим старшим, сливаюсь с ними душой, живу ими больше, куда больше, чем собою - или чем текущим днём. Дни так и чувствуются текущими, а папа с мамой — незыблемы внутри души. Теперь я стала (календарно) намного старше их и понимаю я их больше как своих детей, чем как родителей... Трудно это объяснить внятно, но вы и так поймёте!

Простите за куцую записку, тороплюсь отослать с оказией, крепко обнимаю и люблю. Лена шлт самый сердечный привет. Ада уехала на неск<олько> дней, поэтому её привет — заочный.

Напишите словечко!

Ваша Аля

1 У Б. Пастернака в стих. 1917 г. «Звезды летом»: «Тишина - ты лучшее / Из всего, что слышал...».

Е.Я. Эфрон и З.М. Ширкевич

21 августа 1972

Дорогие мои, получила Лилину открытку, в которой она сообщает, что моя — добиралась до Болшева чуть ли не 10 дней; и вообще не все письма — ко мне и от меня - доходят; видно, эта стойкая жара действует и на почтальонов; как я их понимаю! Мы все изнываем и без особых движений, а они, бедные, всё в пути и всё с тяжёлыми котомками, как Агасферы...1 <...>

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное