История жизни, история души. Том 2

Асенька, только что написала Вам огромное письмо, перечла его и решила не отправлять. Всё это — ответы по всем пунктам изобличений и разоблачений, а в ответ на мои ответы пойдут новые ответы с новыми разоблачениями всё той же меня, с новыми «чтениями между строк» простейших вещей.

Давайте договоримся раз и навсегда: Мур маме не сын, а я маме не дочь; Вы всегда правы, я всегда неправа; раз у меня нет сил, значит — я себя берегу; Бог Мура прибрал за то, что он грешник; Божьи замыслы и промыслы толкуете только Вы и только по своему усмотрению — от Муриной гибели до моего «тарусского отдыха». Вам же дано право говорить мамиными устами — Марина, мол, сказала бы то-то и то-то, прочтя в твоём письме то-то и то-то. И всех Ваших обвинений, толкований, припираний меня к стенке и т. д. и т. п. — без конца и края. Я с Вами спорить не буду, потому что мы с Вами ни в чём не согласимся — от краденых воротников до причин Муриной гибели. Я с Вами спорить и возражать Вам не буду, потому что бы я Вам ни писала, как бы я к Вам ни относилась, Вы знаете одно: прокурорствуете над моей душой, прокурор-ствуете над каждой строкой каждого моего письма, над каждым словом и делом. Не знаю, по-Божески ли это, но знаю — не по-человечески. Вечные цитаты - мне же, мои же - да если бы только мне! Вечные «очные ставки» с Вашими взглядами — только Вашими, иных и быть не должно. Ваши слова о том, что «Мур взят от жизни Богом за грех» — простите меня, но это такое изуверство и такое надругательство над памятью не только Мура, но и его матери, что сил нет читать такое, написанное Вашей рукой. Тут уж Вы, Ася, и Господа Бога подменяете, и грехи и наказания утверждаете - не зная, был ли грех какой, ибо этого знать нельзя, ибо правду об отношениях мамы и Мура знают только они, а нам с Вами, квартирным хозяйкам и прочим свидетелям со стороны знать это нельзя да и не положено. За какие такие грехи папины был он «Богом взят от жизни?» За какую такую праведность другие люди — мы с Вами в том числе - по сей день землю топчем?

Относительно Сикорских: тут память Вам изменяет. Я столько рассказывала Вам о них, в частности не так давно, в свой приезд в Павлодар, а Вы удивляетесь, что я с ними знакома и уязвлены, что они меня Алечкой зовут, и ...шли к ним «окольными путями!» Повторю ещё раз то, что говорила Вам раньше: Татьяна Сергеевна Сикорская ехала вместе с мамой в эвакуацию, была вместе с ней в Елабуге несколько дней, потом получила разрешение ехать к мужу в прифронтовую полосу. Всю войну она провела с мужем на фронтах, в Елабугу не возвращалась, в дни, предшествовавшие маминой смерти её там уже не было, маму она не хоронила. Её муж, Болотин, вовсе не был в Елабуге в то время. Сын, Вадим, дружил с Муром, познакомившись с ним в эвакуации, недолго, т. к. Мур скоро уехал. Всё то, что рассказа-

ли мне Сикорские, я успела записать ещё в 1947 г., когда в первый раз освободилась, вторично записала в свой следующий приезд. Относительно могилы Вадим ни в 1-й, ни во 2-й раз ничего толком рассказать не мог, т. к. мало что помнил, и помнил неверно многое, например у него в памяти сохранилось, что мама умерла зимой и что хоронили её под снегом, об этом он даже стихи написал. Он не мог даже приблизительно вспомнить, в какой стороне кладбища была могила. А ведь он был не только очевидцем похорон, он был организатором их, добивался разрешения на похороны - этого тоже пришлось добиваться! - Т.С. Сикорская и её муж мало знают мамины стихи, но несколько дней Таниного знакомства с мамой (гл<авным> обр<азом> на пароходе) очень запомнились ей. Она рассказывала, что мама была в ужасном психическом состоянии, производила впечатление душевнобольного человека, после разговоров с Т.С. вдруг замыкалась, относилась ко всем - и к ней - подозрительно, настороженно, ей казалось, что за ней следят, и т. д. Дима (Вадим Сикорский) сохранил несколько маминых вещей, передал их матери, она дохранила до меня мамин беретик, платье, заплатанную подмышками блузку. Берет Таня оставила себе на память, платье я прислала хранить Вам, блузка хранится у меня.

Что мамина могила ничем и никем не была отмечена - ужасно, но говорить, что в этом виноваты друзья, по-моему, неверно, друзей там не было.

В 1947 г. я разыскала с помощью Бориса одного местного писателя, жившего (сейчас не помню) то ли в Чистополе, то ли в самой Ела-буге постоянно. По моей просьбе и по просьбе Бориса он, всего 6 л<ет>. спустя, пытался разыскать могилу и тогда написал, что могила не сохранилась, и так же, как и Вадим, сообщил, что в военное время в беспризорных могилах хоронили всё новых и новых умерших.

В.Н. Орлову¹

3 января 1961

Многоуважаемый Владимир Николаевич! Очень жалею, что Н.Н. Акопова² не успела сообщить мне о Вашем, таком коротком, пребывании в Москве и я не смогла встретиться с Вами. Хотелось не письменно, а вслух попросить Вашей помощи книге моей матери, М.И. Цветаевой.