Создать из Серебра мои персты должны Подножие тебе — Серп молодой Луны,
Но под стопы твои, Пречистая, по праву Не Месяц должен лечь, а скользкий Змий, Лукавый, Что душу мне язвит. Топчи и попирай Чудовище греха, закрывшего нам Рай,
Шипящего и злом пресыщенного Гада...
Все помыслы свои твоим представлю взглядам:
Пред белым алтарём расположу их в ряд —
Пусть тысячью Свечей перед тобой горят,
И тысячью Очей... К тебе, Вершине снежной,
Да воспарит мой Дух, грозовый и мятежный;
В кадильнице его преображусь я сам В бесценную Смолу, в Бензой и Фимиам.
Тут, сходству твоему с Марией в довершенье, Жестокость и Любовь мешая с упоеньем Раскаянья (ведь стыд к лицу и палачу!),
Все смертных семь Грехов возьму и наточу,
И эти семь ножей, с усердьем иноверца,
С проворством дикаря в твоё всажу я Сердце —
В трепещущий комок, тайник твоей любви, —
Чтоб плачем изошёл и утонул в крови.
Читаю я в глазах, прозрачных, как хрусталь:
«Скажи мне, странный друг, чем я тебя пленила?» — Бесхитростность зверька — последнее, что мило,
Когда на страсть и ум нам тратить сердце жаль.
Будь нежной и молчи; проклятую скрижаль Зловещих тайн моих душа похоронила,
Чтоб ты не знала их, чтоб всё спокойно было,
Как песня рук твоих, покоящих печаль.
Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила Убийственных безумств грозят из-за угла -Попробуем любить, не потревожив зла...
Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила.
Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела...
Ты, так же как и я, — осеннее светило.
МУЗЫКА
Я в музыку порой иду, как в океан,
Пленительный, опасный -Чтоб устремить ладью сквозь морок и туман К звезде своей неясной.
И парус и меня толкает ветер в грудь...
Я в темноте ненастной Через горбы валов прокладываю путь,
Влекомый силой властной.
Я чувствую себя ристалищем страстей Громады корабельной,
Смешением стихий, просторов и снастей,
Могучей колыбельной...
Но никнут паруса, и в зеркале воды —
Ты, лик моей беды.
Ты — бочка Данаид, о Ненависть! Всечасно Ожесточённая, отчаянная Месть,
Не покладая рук, ушаты влаги красной Льёт в пустоту твою, и некогда присесть.
Хоть мёртвых воскрешай и снова сок ужасный Выдавливай из них — всё не покроешь дна! Хоть тысячи веков старайся — труд напрасный: У этой бездны бездн дно вышиб — Сатана!
Ты, Ненависть, живёшь по пьяному закону: Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять... Как в сказке, где герой стоглавому дракону
Все головы срубил, глядишь — растут опять!
Но свалится под стол и захрапит пьянчуга,
Тебе же не уснуть, тебе не спиться с круга.
НАВАЖДЕНИЕ
Как ваша высь и глубь соборов кафедральных — Дремучие леса! — мне душу леденит!
В органных рёвах крон — все жалобы опальных И проклятых сердец, все стоны панихид...
Как ненавистен мне твой вечный бег смятенный, Могучий Океан! Так дух мятётся мой...
А в хохоте твоём — смех утысячеренный Униженных и злых, подхваченный тобой.
Как я любил бы ночь, когда бы не сусальный Блеск надоевших звёзд! Мила мне темнота, Однако и её читаю я с листа...
И пустота и мрак — бумаги рисовальной Незримые листы, и на любом - портрет:
С него глядят глаза, которых больше нет.
NEVERMORE*
Зачем, зачем ты льнёшь ко мне, воспоминанье? Дрозда косой полёт в осеннем увяданье, Однообразный свет, бессильное сиянье Над жёлтою листвой - и ветра бормотанье...
Мы шли, она и я, - и ни души вокруг, -В мечты погружены; она спросила вдруг:
«Какой из дней твоих был самым лучшим, друг?»
О, голоса её небесный, кроткий звук,
Живого серебра звук сладостный и зыбкий...
Я, затаив слова, ответил ей улыбкой И губы приложил к её руке тогда...
Как первые цветы всегда благоуханны!
И первое в устах родившееся «да»,
И самые уста — как были вы желанны!
ЖЕНЩИНЕ
За кроткий дар мечты, за милость утешенья, Которые таит взгляд ваших глаз больших,
Из недр отчаяний жестоких этот стих —
Вам, чья душа чиста и вся — благоволенье.
Моя, увы, в тисках дурного наважденья, Истерзанная тварь в когтях страстей слепых... Безумье, ревность, гнев - кто перечислит их, Волков, мою судьбу грызущих в исступленье?
О, как страдаю я! Каким огнём палим!
Что мука первого изгнанника из рая,
Что первый стон его в сравнении с моим?
А ваши горести подобны, дорогая,
Проворным ласточкам — в прозрачных, как стекло, Сентябрьских небесах - когда ещё тепло.
* Никогда
Луна проливала свет жестяной, Белила углы,
Над готикой крыш, над их крутизной, Дымы завивались, черней смолы.
Был пуст небосклон, и ветер стонал, Как некий фагот,
Вторя ему, свой тянул мадригал Иззябший и робкий бродяга-кот.
Я шёл, как во сне, в тебя погружён, Эллада теней...
Мне Фидий сопутствовал и Платон Под взглядами газовых фонарей.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ ПРОГУЛКА
Струил закат последний свой багрянец, Ещё белел кувшинок грустных глянец, Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка...
Я шёл, печаль свою сопровождая;
Над озером, средь ив плакучих тая, Вставал туман, как призрак самого Отчаянья, и жалобой его Казались диких уток пересвисты,