История жизни в авторской обработке

– Конечно, бывают. Долгие и короткие, трудные и легкие, но ведь романс о влюбленных, не правда ли? А в любви любая разлука – это разлука, мучительное чувство. В любви маленьких разлук не бывает.

Николай Ильич с гордостью посмотрел на жену, мол, смотрите, какая она у меня разумница, и скучает по мужу в разлуках-то. Павел в тот момент почти возненавидел брата и его счастье.

А разговор между тем пошел дальше, все шумно спорили и обсуждали вред и пользу разлук. Одни говорили, что это хорошая проверка для любящих сердец, другие, наоборот, доказывали, что нахождение вдали друг от друга приносит только мучения и тоску, Павел не сильно прислушивался к разговору, пока вдруг не выхватил из всеобщего гула слово «забвение». Разлука помогает забыть, исцелиться. Ну конечно же! И именно в тот момент он решил уехать, сразу же начав придумывать причины скорого отбытия. Так увлекся, что вздрогнул, когда услышал свое имя.

– Что же, пока льет дождь, а за окном стоят маленькие разлуки, я, пожалуй, сыграю для вас. Павел Ильич, не изволите мне помочь?

Он спрыгнул с кресла, как мальчишка, и, кажется, даже слегка покраснел, но никто не заметил этого замешательства.

Все смотрели на Софью Андреевну, которая неспешно пересекла гостиную и села перед фортепьяно. Она была чудо как хороша в темном вишневом платье, открывающем покатые плечи, а убранные в высокую прическу волосы делали шею особенно хрупкой. Павел забылся, любуясь, и не сразу вспомнил, зачем оказался рядом. Он глядел на нежные руки, поднявшие крышку инструмента.

– Ну что же вы, голубчик, замерли? – тихо спросила Софья Андреевна. – Выбирайте любую пьесу.

Павел открыл первую попавшуюся страницу и разместил тетрадь на подставке. Женские пальцы запорхали, рождая музыку. Он совсем не следил за нотами, он думал о том, какие красивые у нее ладони, чуть крупноватые, но это совсем их не портило. Павлу хотелось сесть рядом и сыграть эту пьесу в четыре руки, так, чтобы трогать те же самые клавиши, которых только что касалась она, чтобы руки вдруг переплелись и, может быть, сбились с темпа, чтобы чувствовать совсем близко ее затянутое в корсет мягкое белое тело и прожить за пять отпущенных музыкой минут целую жизнь, ни с чем не сравнимую жизнь, после которой не будет никакой маленькой разлуки, будет только разлука навсегда.

Гранатовые серьги покачивались в такт легким движениям головы, Павел забывал переворачивать ноты, но Софья Андреевна продолжала играть. Похоже, она знала эту пьесу наизусть.