Казна Хубилай-хана получала от этой коммерческой деятельности огромную выгоду. Монгольское правительство ссужало деньги монгольской знати под небывало низкие проценты, зато облагало налогами купцов. Независимо от характера сделки чиновники Хубилай-хана требовали, чтобы купец обменял свою валюту, обычно в форме ценных монет, а иногда – драгоценных камней, на монгольские бумажные деньги. Как отмечает Марко Поло: «Много раз в год собираются купцы с жемчугом и драгоценными камнями, и с золотом, и с серебром, и с другими товарами, золотыми и шелковыми тканями, и все это купцы отдают великому владыке. Великий владыка призывает двенадцать мудрецов… чтобы осмотреть все, доставленное купцами, и заплатить за них то, что оно стоит… теми листами, о которых я вам рассказывал. Купцы берут эту плату с большой радостью, потому что они потом обменивают ее на все, что можно купить в землях великого владыки». Если случится, «что кто-то хранит эти листы так долго, что они порвутся и истреплются, он принимает их на своем монетном дворе, и их меняют на новые и чистые».
Хотя Марко и трудно было поверить, что бумажные деньги могут чего-то стоить, он видел – собственными глазами, как он любил повторять, – что они служили основой гибкой и практичной экономической системы и распространяли экономическое влияние монголов на большие расстояния без применения силы или принудительных мер. Бумажные деньги представлялись Марко более важным изобретением, чем фейерверки или гигантские пращи, и более убедительным, чем религия. Это было секретное оружие Хубилай-хана.
Все время своего правления Хубилай-хан черпал силы в уникальном источнике: его главная жена Чаби, выбившаяся в правительницы единой Монгольской империи, отдавала все силы на поддержку своего мужа, когда тот был втянут во внутренние распри монголов. Это Чаби отозвала Хубилай-хана от сражений с династией Сун на защиту престола. И она же настояла, чтобы Лю Бинчжун убедил Хубилай-хана отказаться от замысла превратить возделанные земли вокруг столицы в пастбища для монгольских табунов. «Вы, китайцы, умны, – сказала она Лю Бинчжуну. – Когда вы говорите, правитель слушает. Почему вы не разубедите его?» После заступничества советника Хубилай-хан оставил китайские крестьянские хозяйства в покое.
При дворе Чаби стала законодательницей мод. Известная своей бережливостью, она собирала выброшенные шкуры животных, чтобы использовать их как коврики, и тетиву со старых луков, чтобы сделать нитки для новой пряжи, и другие дамы вскоре последовали ее примеру. Она внесла изменения в традиционный головной убор монголов, придумав своеобразный козырек для защиты от яркого солнца Китая. Она также изобрела одежду в виде туники без рукавов, удобную в сражении.
Кроме того, она разделяла преклонение, которое испытывал ее муж перед китайским императором Тай-цзуном, правившим пятью веками раньше, во времена династии Тан [21]
. Она поощряла мужа в стремлении подражать этому почитаемому историческому персонажу, чтобы укрепить свои позиции среди китайцев. Отчасти благодаря советам и примеру Чаби он сумел закрепить свое влияние и стать популярным в Китае, главным образом путем подражания знаменитому китайскому императору.В манере правления Чаби все больше осуществляла китайский подход, особенно взгляды, сформулированные конфуцианским ученым Хао Цзином, создавшим сборник наставлений для правителя. Однако Хубилай держался, очевидно, монгольских обычаев. Вместо того чтобы полагаться в назначении гражданских чиновников на строгую экзаменационную систему, как настаивали конфуцианцы, он оставил право выбора за собой, так что не рисковал впасть в излишнюю зависимость от китайцев в обыденных делах управления. Таким образом, Хубилай стремился ввести свою династию в русло китайской культуры, не отказываясь от монгольского наследия.
Хубилай-хан так наловчился лавировать меж этих двух огней, что поверил, будто может стать всем для всех, правителем вселенной. Он не смог добиться поставленной перед самим собой цели: Средняя Азия, опорные пункты монголов, такие как Персия и Русь, притязали на автономию, хотя на словах и заверяли в покорности великому хану Востока. Хуже того, на его глазах происходил распад Монгольской империи одновременно с усилением его базы – а база эта была очень большой и богатой – в Китае, где он с успехом продолжал «умиротворение» династии Сун и богатых городов. Особенно богатым трофеем оказался Ханчжоу в Озерном крае – самый развитый и живописный район Китая.
Вот в такой процветающей империи и оказался Марко Поло. Он зарекомендовал себя перед Хубилай-ханом успехами в языках, и тот использовал его «как посла по некоторым важным государственным делам». Первым на пути Марко оказался город, который он называет Каражан (на территории современной провинции Юньнань), в шести месяцах пути от Ханбалыка.