Этот исторический анекдот появился в середине XIX века. А самая ранняя печатная версия этого изречения, известная на нынешний день, датируется 1781 годом. В этом году вышли в свет «Письма о различных предметах» англиканского пастора и путешественника Мартина Шерлока. В письме XIV 2-го тома Шерлок говорит о «Письмах к сыну» графа Честерфилда:
…Во всем этом сочинении то, что ново, нехорошо, а хорошее не ново.
В 1791 году немецкий поэт Иоганн Генрих Восс опубликовал двустишие «На многие книги. Вслед Лессингу»:
Отсюда в немецком языке появилось прозаическое изречение: «То, что здесь ново, нехорошо, а то, что хорошо, не ново».
У Готхольда Лессинга, «отца немецкого Просвещения», встречалась лишь отчасти похожая мысль:
Если позволительно давать всем словам иное значение, чем то, которое они имеют в обычном философском языке, то легко прийти к чему-либо новому. Однако и мне позволительно думать, что это новое не всегда верно.
Тем не менее формула «Хорошее не ново, а новое нехорошо» чаще всего приписывалась именно Лессингу – и в Германии, и в Англии (до середины XIX в.), и во Франции, и в России.
Б. Дамке в обозрении «Музыкальные новости» («Библиотека для чтения», 1849, т. 94) писал о концертном сезоне в Петербурге: «…Встречалось кое-что новое и хорошее; но новое, как говорит Лессинг, было не хорошо, а хорошее не ново».
В 1887 году критик-народник Николай Михайловский так оценивал зарождающийся русский символизм: «…“Новое искусство” содержит в себе мало нового, и это новое не хорошо». («Русское отражение французского символизма» – отзыв на книгу Дм. Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы».)
Как известно, библиотека Вольтера была куплена Екатериной II и хранится в Российской национальной библиотеке (Петербург). Недавно на страницах русско-французского сайта, посвященного библиотеке Вольтера, появилась статья профессора Нантского университета Герхарда Штенгера «Вольтер и Гельвеций». Здесь приведена надпись Вольтера на полях трактата Гельвеция «Об уме» (1758):
Я вижу, что все, что есть в этой книге хорошего, – старо, а плохое – ново.
Эти слова написаны раньше «Писем…» Мартина Шерлока и двустишия Восса. Получается, что три автора, писавшие на трех разных языках, независимо друг от друга сформулировали одну и ту же мысль.
Такое совпадение представляется мне крайне маловероятным. Скорее всего, формула существовала еще раньше, хотя свидетельства этого пока не отысканы.
Хуже, чем преступление
В феврале 1804 года в Париже был раскрыт монархический заговор против Первого консула Наполеона Бонапарта. Арестованные заговорщики сообщили, что во Францию должен прибыть кто-то из принцев – членов королевской семьи. 7 марта Наполеон получил известие, что у самой границы Франции, в герцогстве Баденском, находится младший отпрыск дома Бурбонов – 32-летний Луи Антуан де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский.
В ночь с 14 на 15 марта французские драгуны вторглись на территорию нейтрального герцогства Баденского, захватили герцога Энгиенского и доставили в Венсенский замок под Парижем. Уже 20 марта он был приговорен военным судом к смерти, а на другой день расстрелян и зарыт во рву Венсенского замка. Между тем его полная непричастность к заговору была очевидна.
Это событие имело огромный политический резонанс. Оно не только стало одним из поводов формирования третьей монархической коалиции против Франции, но и легло несмываемым пятном на репутации Бонапарта. Тогда-то и появилась знаменитая фраза: «Это хуже, чем преступление, – это ошибка».
Впрочем, первоначальной была форма: «Это больше, чем преступление…» («C’est рlus qu’un crime…») И лишь потом появилось: «Это хуже, чем преступление…» («C’est pire qu’un crime…»)
Самое раннее известное мне цитирование этой фразы относится к 1814 году. В предисловии ко II изданию своей книги «О французском государстве под властью Наполеона Бонапарта» Луи Андре Пишон писал:
«Это больше, чем преступление, это ошибка», – сказал один из самых преданных прислужников тирании, когда совершилось убийство герцога Энгиенского.