Красл запер ворота с чувством глубокого разочарования. Снова ехать в Либерец и расспрашивать вдову ему не хотелось. Потихоньку он вернулся к школе.
У школы стояла карета доктора. Красл поспешил внутрь. Альбина спала. Зато в классе было оживленно. Старый доктор сидел за кафедрой, нога за ногу, ворот расстегнут, гордый, словно выиграл битву.
— Отравление фосфором! Дело ясное! — победоносно объявил он.
— Но каким образом? Нужны доказательства! — В комнате были два жандарма, которых Красл видел на мосту у фабричных ворот. Местный учитель записывал, рука у него тряслась. Остальные тоже выглядели взбудораженными.
— Может, ей в еду стругали фосфор со спичек, откуда ж мне знать, — доктор принялся упаковывать инструменты в саквояж. — Девушке нужен уход, я сообщу обо всем пану барону, может быть, он распорядится положить ее в больницу за свой счет.
— Простите, ваше благородие, — вежливо остановил его один из жандармов, вытирая пот со лба. — Ведь мы обязаны составить протокол. Вы думаете, это произошло случайно?
— Хотел бы я видеть того, кто случайно проглотит кусок фосфора! Или посыплет фосфором кашу. Чтоб светлее есть было? Станет он губить печень! Бедняжке Альбине немного до конца не хватило. Длительное хроническое отравление, понимаете? Кто-то намеренно травил ее малыми дозами.
— Но кто же?! — горестно взмолился второй жандарм.
— А это уж ваше дело, — сказал доктор, торопясь уйти. — Оставьте ее пока в постели, пусть не встает и не двигается. Надо позаботиться о сиротке.
— Ведь она целыми днями была одна. Никто не ходил к ней… — первый жандарм пытался построить какое-то логическое заключение. Ему приходилось тяжко.
— Вы знаете некоего Ганку? — спросил Красл. Только теперь на него обратили внимание. Конечно, они знали Ганку. Это известный анархист, успел поработать на всех фабриках в округе и нигде подолгу не задерживался. Известный картежник и пьяница, разыскивался как бунтовщик. Зачем пан про него спрашивает? Красл рассказал им все, что знал: о ночных визитах Ганки в домик Павлаты, его странных речах. Несмотря на распоряжение доктора, разбудили Альбину. Сначала она отпиралась.
— Почему он носил вам пищу? — спросил Красл. — Почему вы сами не готовили?
— Я ничего не хотела есть после того, как папа умер. И тут однажды ночью пришел пан Ганка и сказал, что теперь будет ухаживать за мной, что я должна есть, и стал каждую ночь приносить всякие вкусные вещи. Но у меня все равно не было аппетита.
— Еще бы! — Доктор погладил ее по голове. — Очень уж острая была приправа!
Вспомнив, что горшок с вареной курицей остался в доме Павлаты, Красл отправился туда в сопровождении жандармов.
Но курицы уже не было. А так как Красл, уходя, запер слуховое окно, которым Ганка пользовался прежде, тому пришлось вскрыть окно, ведущее прямо в комнату. Рамы хлопали от ветра. Унеся свой дар, Ганка разоблачил себя больше, чем прямым признанием, во всяком случае, избавил полицию от сложных химических анализов.
— Ганка, значит, убийца! — дошло наконец и до грузного жандарма, когда Красл передавал ему ключи от дома Павлаты. — Надо немедленно получить ордер на арест.
— Зачем же он хотел ее отравить? — поинтересовался Красл. — Ведь она была невестой его приятеля!
— Может, как раз поэтому. У здешних людей не поймешь. Тут такие собрались подонки!
Другой жандарм, выглядевший отнюдь не умней своего товарища, важно произнес:
— Завтра придите в участок, надо составить протокол. Вы нам очень помогли, благодарим…
Красл нахмурился.
— Послезавтра я должен ехать, да я и не знаю больше ничего!..
Почувствовав, однако, что возражать бесполезно, он простился и отправился на постоялый двор. Ему уже вовсе не хотелось заниматься этим делом. Преступник обнаружен, осталось только выяснить мотив. Может, при этом раскроется и его прежнее преступление — убийство Павлаты. Красл был убежден, что это дело рук Ганки. Но что побудило Ганку? Вспомнились их детские игры. Ганка раз нашел подшибленного дрозда. Всю зиму грел его у печки, а потом долго плакал, когда его пациент все-таки умер. Такой был чувствительный мальчик!.. И вот через три десятка лет стреляет в людей, подмешивает в пищу яд, пьянствует, ворует. Что его так изменило? Как бедно здесь живут! Там, в долинах и в патриотичной Праге, об этом не имеют и представления. Ведь нищета, скажем, смиховских рабочих — это богатство по сравнению с существованием того же Ганки, скрывающегося в какой-то лесной дыре, как зверь. Красл упрекал себя за то, что выдал бывшего друга. Как последний доносчик! Но потом он вспомнил, до чего довели Альбинку. Ведь до отравления она была, похоже, просто красоткой. Однако ей следовало самой открыться жандармам. Почему она запиралась? Боялась, наверное, тех, кто совсем недавно стрелял в ее соседей. Понимая ее, Красл злился на себя. Лучше было сообщить о Ганке старосте.
А тот как раз уже поджидал его с фуражкой в руке. Из почтения даже не сел. Все извинялся и оправдывался, словно перед начальством.