Историки Французской революции

Однако А. Матьез, научным наследием которого В.М. Далин восхищался, не был для него предметом слепого поклонения даже в годы его молодости. В 1930–1931 гг. В.М. Далин вместе со своими коллегами выступил против А. Матьеза, когда тот подверг резкой критике сложившуюся в СССР политическую систему, превращение исторической науки в априорную догму, «которая и является своеобразным марксизмом, понимаемым и применяемым на манер катехизиса»[210], а также те гонения, которым подвергся ряд советских историков (Е.В. Тарле и др.) со стороны Сталина. В 1931 г. вместе с Н.М. Лукиным и еще шестью коллегами (Р.А. Авербух, Н.П. Фрейнберг, С.Д. Куниским, С.М. Моносовым, Я.В. Старосельским, С.П. Завитневичем) он подписался под критическим письмом, адресованном А. Матьезу[211], свидетельствовавшим о мировоззрении советских историков давно минувшего времени. Здесь не место подробно обсуждать эту, мягко говоря, неплодотворную для советских исследователей дискуссию[212], в ходе которой А. Матьез разгромил своих оппонентов, назвав их «сталинскими историками»[213]. Отметим, однако, что советские историки в своих выступлениях против него с радостью ухватились за такую более чем лестную, на их взгляд, оценку, которой они гордились и восхищались[214].

В связи с этим нам хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. Во время перестройки некоторые авторы, ссылаясь на этот пример и на выдвинутую советскими историками 1920-1930-х гг. концепцию якобинской диктатуры, однозначно одобрявшую все имевшие место за годы Французской революции эксцессы, с язвительной и непростительной иронией упоминали о трагической судьбе тех, кто, восхваляя Робеспьера или якобинский террор, сами вскоре стали жертвами сталинских репрессий [215]. Никто из писавших подобным образом почему-то не задумался над тем, что речь шла о ничем не отличавшемся от настоящей трагедии коллективном менталитете целого поколения исследователей, над головой которых был занесен меч сталинизма.

Помимо А. Матьеза, среди французских историков разных направлений, с которыми В.М. Далина связывала многолетняя творческая дружба, он особенно высоко ценил творчество Ф. Броделя, Э. Лабрусса, А. Собуля, Ж. Годшо и Ж. Брюа. Неоднократно общаясь с ними лично во время их московских визитов, В.М. Далин установил с французскими коллегами очень дружеские отношения и в конце жизни признавал, что это общение во многом способствовало расширению его научного кругозора[216]. По свидетельству же М. Вовеля, имевшего с ним только одну встречу в Институте всеобщей истории в 1982 г., Виктор Моисеевич признавал «важность французских авторов в своем формировании»[217]. В то же время отметим, что общение с В.М. Далиным было весьма полезным и для его французских коллег. Р. Легран, один из крупнейших специалистов по истории бабувистского движения, признавал: «Наша переписка, длившаяся четверть века, чрезвычайно много мне дала: он был примером для меня, я глубоко его уважал и постоянно пользовался его советами»[218].

Особо теплыми были его отношения с А. Собулем[219], вместе с которым, как уже отмечалось, он подготовил в 1960-х гг. опись рукописных документов Гракха Бабефа, а в дальнейшем осуществил международное издание его сочинений в четырех томах. В разговоре с М. Вовелем он «восхвалял свое братское сотрудничество с Собулем» [220]. В то же время В.М. Далин не испытывал особых симпатий к представителям так называемого «ревизионистского», то есть критического, направления французской историографии, принципиально не принимая их воззрений. К примеру, называя Э. Леруа-Ладюри талантливым историком, он весьма сожалел, что тот не придерживался марксистской методологии. Здесь уже, на мой взгляд, давало о себе знать не только историческое воспитание В.М. Далина, однозначно отвергавшее все отклонения от марксизма, но и возраст.