Историки Французской революции

Помня о замечании Ш.-О. Карбонеля, я посчитал целесообразным организовать, уже после смерти Ж. Годшо, публикацию рецензии и на переиздание его книги «Взятие Бастилии»[558], тем более что его постоянный оппонент по теории «атлантической» революции А.З. Манфред в свое время охарактеризовал ее (наряду с монографией «Комиссары армии в годы Директории») как «образцовую»[559]. Поскольку за короткий срок в журнале «Новая и новейшая история» мне пришлось выступить о Ж. Годшо дважды[560], было бы желательно, чтобы рецензию на эту книгу написал бы кто-то из моих коллег, лучше даже специалист по истории Старого порядка. Поэтому с такой просьбой я обратился к моему хорошему другу З.А. Чеканцевой, которая сразу же любезно согласилась[561]. К слову сказать, после прочтения книги она сказала: «Теперь я понимаю, почему А.З. Манфред называл ее образцовой». За короткий срок она написала квалифицированную рецензию [562], которую после выхода я незамедлительно отправил вдове историка Арлетт Годшо. Вскоре Т Годшо писал мне: «Моя мать получила в прошлом году номер журнала “Новая и новейшая история”, и я организовал перевод весьма восторженной рецензии, написанной Вашей коллегой. Просьба Вам передать ей нашу благодарность»[563]. Но на этот раз сочла своим долгом ко мне обратиться и вдова Ж. Годшо: «Мой муж был бы очень рад, если бы узнал, что его “Взятие Бастилии’à было оценено в России. Я счастлива, что его работы продолжают цениться»[564].

* * *

Хотя мне так и не суждено было общаться с Ж. Годшо лично, однако исследования, вышедшие из-под пера маститого исследователя, не только существенно обогатили мои знания в области истории Французской революции и наполеоновской империи, но и в значительной степени послужили ориентирами в такой сложной отрасли исторической науки, как историография (выбор и принципы классификации литературы, методы изложения материала, формы научной полемики, в частности критики и т. д.). Книги и обзоры историографического характера, а также рецензии я научился писать именно у него. Хочу, чтобы меня правильно поняли: я не претендовал и не претендую на столь же высокий уровень, как у Ж. Годшо. Тем не менее в силу многих причин я начиная с 1980-х гг. стал открыто именовать этого историка, далекого от марксистской методологии, одним из своих учителей, наряду с А.З. Манфредом и В.М. Далиным. Любопытно, что Виктор Моисеевич, обычно резко выступавший против любых отступлений от марксистской интерпретации Французской революции, отнесся к моему преклонению перед французским историком весьма спокойно и, как мне казалось, даже со скрытым одобрением. По своей натуре человек весьма сдержанный и довольно осторожный, В.М. Далин редко открыто высказывал свои мысли.

Не скажу ничего нового, констатировав, что личное общение с крупными учеными, безусловно, весьма полезно для любого историка: оно обогащает знания, вдохновляет (тем более молодого) исследователя[565], способствует расширению научного кругозора и, что не менее важно, лучшему осмыслению сути их концепций, пусть даже подчас для него и неприемлемых. Об этом могу судить по своему общению с крупнейшим наполеоноведом наших дней – Ж. Тюларом. Побывав в 1991 г. на его лекциях в МГУ и лично беседуя с ним о наполеоновской эпохе, я лучше осмыслил некоторые его трактовки, не разделяя, однако, его концепцию о так называемой диктатуре общественного спасения, созданной Наполеоном в 1799 г. К слову сказать, за это же Ж. Тюлара подверг весьма обоснованной, на мой взгляд, критике и Ж. Годшо [566].

И тем не менее первостепенную, определяющую значимость в формировании начинающего исследователя я все же склонен придавать не столько личному общению с выдающимися историками, сколько глубокому осмыслению их творчества. В этой связи интересно мнение одного из светил французской и мировой исторической науки XX столетия – Ж. Дюби. В октябре 1989 г. во время его московского визита мне посчастливилось неоднократно общаться с ним. О кончине Ж. Годшо, последовавшей 24 августа, за полтора месяца до его приезда в Москву, я узнал от Ж. Дюби в гостинице «Спорт», где проходили заседания международного коллоквиума, посвященного 60-летию образования школы «Анналов». И когда я ему сказал, что считаю Ж. Годшо одним из своих учителей, хотя и не встречался с ним лично, Ж. Дюби тихо сказал: «Да это не главное».

В мире науки личное общение с историками, как мне представляется, действительно не самое существенное, что косвенно признавал и Ж. Лефевр. На склоне лет, будучи уже известным в Европе историком, он заявил, что ему довелось увидеть и услышать Ж. Жореса лишь дважды, будучи затерянным в толпе, что, однако, не мешало ему признавать того своим учителем[567]. В.П. Смирнов высказал аналогичное суждение, приведя в пример отношение к А.В. Адо некоторых исследователей, не посещавших его лекций и семинаров, но знакомых с его работами или состоявших с ним в переписке[568].