Историки Французской революции

После публикации этой рецензии в 1950 г. «бюро ЦК КП Армении приняло решение, обязывающее автора книги выступить с критикой по поводу своих ошибок»[608], хотя В.П. Волгин при выдвижении кандидатуры А.Р. Иоаннисяна в академики АН АрмССР не преминул отметить: «За последние годы тов[арищ] Иоаннисян перешел на темы по истории культуры и освободительного движения армянского народа. И в этой области он успел дать две большие работы, заслуживающие весьма лестный отзыв специалистов»[609].

А.Р. Иоаннисяну ничего не оставалось, как в научном журнале АН АрмССР «Известия: общественные науки» выступить с самокритикой и «признать» свои мнимые ошибки, которые объяснил тем, что якобы попал под влияние «буржуазной историографии», тем более что Г. Абдуллаев его обвинил также в допущении возрождения «буржуазного национализма»[610]. К слову, в том же его упрекали и в газете «Правда» даже после публикации его «самокритики». Как отмечал автор этой статьи Г. Айрян, в книге А.Р. Иоаннисяна «был допущен ряд серьезных ошибок. Автор, придерживаясь концепции буржуазной историографии, делившей закавказские народы по религиозному признаку на христианские и мусульманские, пришел к буржуазно-националистической точке зрения в оценке освободительного движения грузинского, азербайджанского и армянского народов. Искажая историческую правду, он всячески умалчивал тяготение азербайджанского народа к русскому народу, его стремление при помощи русского народа освободиться от иноземного ига» [611]. В январе 1953 г. А.Р. Иоаннисян во время научной дискуссии, состоявшейся в АН АрмССР, признал верность критики в газете «Правда», заявив также, что в своей книге он допустил «буржуазно-националистическую ошибку»[612]. Несмотря на его самокритические выступления, в 1953 г. его уволили с занимаемой должности директора Института истории АН АрмССР[613].

Признание А.Р. Иоаннисяном допущенных им самим «ошибок» может показаться странным. Но если иметь в виду сложившуюся тогда в СССР политическую ситуацию, то станет очевидным, что в противном случае перед ним вырисовывалась бы печальная, но весьма реальная перспектива оказаться в числе политзаключенных сталинских лагерей. Поскольку такой оборот событий его, естественно, не прельщал, он, дабы не разделить горькую судьбу многих своих коллег (В.М. Далина, С.А. Лотте, Я.М. Захера и др.), вынужден был принять ничем не обоснованную с научной точки зрения «критику» в свой адрес.

А.Р. Иоаннисян олицетворял свою эпоху, и механизмы власти функционировали не только для него одного. В сталинскую эпоху такая антинаучная «самокритика» была присуща не только ему одному, а почти всем советским историкам. К примеру, в 1949 г. «виднейший медиевист академик Е.А. Косминский “подверг суровой критике’à свой собственный учебник; выдающийся ученый профессор А.И. Неусыхин признал, что он “подпал под влияние австрийского буржуазного учения Допша”, а крупный историограф профессор Н.Л. Рубинштейн “сделал попытку признать свои космополитические и антипатриотические ошибки, допущенные им в своих научных работах и читаемых курсах, но сделал это непоследовательно”»[614]. Обратившаяся к деятельности Е.А. Косминского Е.В. Гутнова также не обошла молчанием жесткие тиски, в которых тот работал, заставлявшие во второй половине 1940-х гг. даже такого именитого историка неоднократно «каяться», чтобы спасти сборник «Средние века» от ликвидации[615]. Аналогичное поведение не только своего учителя Е.А. Косминского, но и других его коллег признавал А.Я. Гуревич: «Нашим учителям приходилось произносить официальные речи, противоположные их внутреннему убеждению, и они были вынуждены идти на компромисс»[616]. Так же поступил в 1950 г. А.И. Молок, который, «отвергая обвинения в космополитизме, вместе с тем покаялся и признал “ошибки”»[617]. Не надо забывать, что еще в 1930-х гг. именно так себя повели их предшественники. Как отметил А.Н. Сахаров, «конец 1931 – начало 1932 г. прошли в нервной обстановке проработок, покаяний, самокритики»[618].

Касаясь трудных условий работы, выпавших в годы советской власти на долю старших коллег, С.В. Оболенская на примере поведения Б.Г. Вебера, а также многих его сверстников, констатировала печальное обстоятельство их вынужеденного лавирования. Имея на это все основания, она заключила: «Наши “старики”, лавируя, страшась, приспосабливаясь, находя лазейки для собственной совести, в трагическую эпоху нашей истории все-таки сохранили научные и этические традиции и не дали погибнуть самой науке, хотя и приходилось им “петлять’à – ведь их травили с собаками, как зайцев травят»[619].