Он может быть понят лишь в том случае, если мы признаем, что процесс проникновения эллинистических влияний в Рим отнюдь не есть слепое, подражательное их приятие, не эпигонство, но, наоборот, процесс освоения, переработки, сплавления, взаимных уступок. Пока эллинистические влияния были только чужеземным продуктом, они наталкивались и не могли не наталкиваться на стойкое, иногда даже отчаянное сопротивление. Эллинистическая культура, собственно говоря, лишь тогда и оказалась принятой обществом, когда она наконец была преодолена как нечто чуждое, когда она вступила в плодотворный контакт с римскими самобытными силами. Но если это так, то тем самым полностью опровергается и должен быть снят тезис о несамостоятельности, эпигонстве и творческом бессилии римлян. Итогом всего этого длительного и отнюдь не мирного процесса — по существу, процесса взаимопроникновения двух интенсивных сфер: староримской и восточноэллинистической — следует считать образование «зрелой» римской культуры (эпохи кризиса республики и установления принципата).
Римская историческая традиция повествует об истории города Рима с древнейших времен. Недаром Цицерон с гордостью говорил, что нет на земле народа, который, подобно римлянам, знал бы историю своего родного города не только со дня его основания, но и с момента зачатия самого основателя города. Теперь, когда мы ознакомились с той идеологической средой, которая питала, в частности, римскую историческую традицию, римскую историографию, мы можем перейти к краткому обзору ее возникновения и развития.
Римская историография — в отличие от греческой — развилась из летописи. Согласно преданию, чуть ли не с середины V в. до н. э. в Риме существовали так называемые «таблицы понтификов». Верховный жрец — pontifex maximus — имел обычай выставлять у своего дома белую доску, на которую он заносил для всеобщего сведения важнейшие события последних лет (Цицерон, «Об ораторе», 2, 52). Это были, как правило, сведения о неурожае, эпидемиях, войнах, предзнаменованиях, посвящениях храмов и т. п.
Какова была цель выставления подобных таблиц? Можно предположить, что они выставлялись — во всяком случае, первоначально — вовсе не для удовлетворения исторических, но чисто практических интересов. Записи в этих таблицах имели календарный характер. Вместе с тем нам известно, что одной из обязанностей понтификов была забота о правильном ведении календаря. В тех условиях эта обязанность могла считаться довольно сложной: у римлян отсутствовал строго фиксированный календарь, и потому приходилось согласовывать солнечный год с лунным, следить за передвижными праздниками, определять «благоприятные» и «неблагоприятные» дни и т. п. Таким образом, вполне правдоподобным представляется предположение, что ведение таблиц прежде всего было связано с обязанностью понтификов регулировать календарь и наблюдать за ним.
С другой стороны, есть основания считать таблицы понтификов как бы неким остовом древнейшей римской историографии. Погодное ведение таблиц давало возможность составить списки или перечни тех лиц, по именам которых в Древнем Риме обозначался год. Такими лицами в Риме были высшие магистраты, то есть консулы. Первые списки (консульские фасты) появились предположительно в конце IV в. до н. э. Примерно тогда же возникла и первая обработка таблиц, то есть первая римская хроника.
Характер таблиц и основанных на них хроник с течением времени постепенно менялся. Число рубрик в таблицах увеличивалось, помимо войн и стихийных бедствий в них появляются сведения о внутриполитических событиях, деятельности сената и народного собрания, об итогах выборов и т. д. Можно предположить, что в эту эпоху (III-II и в. до н. э.) в римском обществе проснулся исторический интерес, в частности интерес знатных родов и семей к их «славному прошлому». Во II в. до н. э. по распоряжению верховного понтифика Публия Муция Сцеволы была опубликована обработанная сводка всех погодных записей, начиная с основания Рима (в 80-ти книгах) под названием «Великая летопись» (Annales maximi).
Что касается литературной обработки истории Рима — то есть историографии в точном смысле слова, — то ее возникновение относится к III веку и стоит в бесспорной связи с проникновением эллинистических культурных влияний в римское общество. Не случайно первые исторические труды, написанные римлянами, были написаны на греческом языке. Поскольку ранние римские историки литературно обрабатывали материал официальных летописей (и семейных хроник), то их принято называть анналистами. Анналистов делят обычно на старших и младших.