Читаем Историки железного века полностью

Приходилось учитывать и этот «политический» момент. Хотя Далин не был затронут в ревуненковской критике Манфреда, я нисколько не сомневался, что в любой дискуссии он не отступит от поддержки друга. И оппонентом стал Виктор Моисеевич. На него выпала первая роль при защите, и случилось, что она стала заглавной. Перед самой защитой Манфред уехал в подмосковный санаторий. В Институте мне настоятельно рекомендовали (в частности С.В. Оболенская) упросить его приехать на заседание Ученого совета, ведь он был председателем соответствующей секции. А.З., будто прочувствовав мое потаенное нежелание, отказался. Он выразил уверенность, что замещающая его Г.Н. Горошкова справится со своим делом и придаст заседанию нормальный характер.

Когда сочувствовавшие мне коллеги спросили, кто же меня теперь будет защищать, я бодро ответил: оппоненты. Однако получив отзыв Далина, я был несколько обескуражен балансированием оппонента между позитивной и критической частями. Сославшись на складывавшуюся против Манфреда ситуацию, я откровенно сказал, что достоинства работы следует раскрыть более обстоятельно. На официальный письменный документ, отправленный в ВАК, ни мое заявление, ни «ситуация», однако, не повлияли. Отзыв остался неизменным.

Кроме положительного вывода, который почти дословно воспроизводил далинское заключение о реферате при моем поступлении в аспирантуру (привлечение широкого круга источников и литературы, критический анализ, способность к самостоятельной работе), в отзыве о диссертации были три части. На целой странице (из четырех) перечислялись использованные источники. Еще больше места занимало изложение «спорных положений», из которых наиболее важным было: «придание слишком большой определенности» массовым настроениям в пользу «регулируемой экономики» и «исключительного режима».

Интересным был сделанный мне упрек в недооценке колебаний Робеспьера накануне антижирондистского восстания (позиция Манфреда была прямо противоположной: он считал, что я преувеличил «легализм», нежелание попирать законность Конвента со стороны якобинских лидеров).

Правильным и убедительным оппонент признавал обоснование вывода, что именно «народная поддержка дала возможность якобинцам, несмотря на их известную буржуазную ограниченность и колебания, преодолевавшиеся благодаря “плебейскому натиску”, успешно решить основные задачи революции». В этом же абзаце сжато отмечались научный вклад и новизна проделанной работы: раскрытие роли Центрального комитета парижских секций в антижирондистском восстании 31 мая – 2 июня, освещение последовавшего за ним «федералистского мятежа» и сводная оценка требований городской и деревенской бедноты в марте-сентябре 1793 г.

Выступление на защите, состоявшейся 26 марта 1968 г., воспроизвело эту схему: документальная база, «спорные положения» (подробно обо всех), новизна. Ценным дополнением к официальному отзыву были упоминание о моей академической «родословной» (от Кареева к Захеру, причем Далин отметил, что я преодолел свойственное последнему преувеличение роли «бешеных»), и пассаж о «бенедиктинстве»: «У автора широкая база. По любви к фактам его можно отнести к касте бенедиктинцев. Это, безусловно, привлекает. Но А.В. Гордон, кроме этой способности, чрезвычайно ценной для историка, обладает стремлением к обобщениям, пытливо ищет концепции, схемы»[861].

Главное сейчас не это. Горжусь, что на защите моей кандидатской Далин произнес одну из самых блестящих речей, мною слышанных и от него, и вообще на защитах. Собственно защита стала хорошим поводом. Далин говорил о революции, о значении якобинства, вспоминал дорогие ему имена ученых, пространно, с удовольствием, обращаясь к собственному опыту, описывал источники. Он формулировал собственные взгляды на историческое исследование, на научное творчество, на историографию. Говорил, как обычно, с подъемом, все более и более увлекаясь. Можно сказать, что это было программным выступлением, притом воистину вдохновенным. В ударных местах тенорок Виктора Моисеевича звенел колокольчиком, таким весенним, молодым, радостным, что верилось: все тучи на академическом горизонте должны рассеяться.

Защита действительно прошла великолепно, только один бюллетень оказался недействительным. Недоброжелатели Манфреда слегка отыгрались при утверждении ее результатов «большим» (общеинститутским) советом: два «против» и два недействительных. Вскоре наши отношения с Далиным подверглись, однако, испытаниям уже межличностного характера.

Первое связано с упомянутым симпозиумом. Я изначально был раздосадован полемикой, начатой Ревуненковым. Лучше многих я понимал сложность выдвинутых проблем и лучше других я знал, что автор книги «Марксизм и проблема якобинской диктатуры» был новичком в занятиях Французской революцией. Стремление «подвести черту» «под теми спорами о якобинской диктатуре, которые идут среди историков-марксистов уже давно»[862] представлялось мне не просто амбициозным, но опасным в идеологическом плане. И самое серьезное: я не увидел в книге новых теоретических идей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы