Историко-бытовой музей XVIII в. в Петергофе: Большой Дворец

Поэтому особое значение приобретает отделка так называемой Ольгинской половины дворца, подражающая елизаветинскому рококо парадных зал. Придворный архитектор Штакеншнейдер - расторопный исполнитель заказов Николая I и редкий мастер в области подражательных стилей, оказался как нельзя более „ко двору" и почти все николаевское строительство в Петергофе связано с его именем. Ольгинскую половину он устраивает в 1846 году в восточном корпусе дворца, выступающем в Верхний сад, на месте бывших здесь ранее личных комнат Александра I. Отделка этих комнат была приурочена к свадьбе дочери Николая I Ольги с принцем Вюртембергским. Но этот случайный повод (новобрачные пользовались этими комнатами несколько дней до отъезда в Вюртемберг) интересен только тем вотчинным, семейным характером, который старался Николай I придать Петергофу, одарив каждого из своих многочисленных детей дворцом, павильоном или даже деревней в окрестностях Петергофа. [1]

[1 О последующей судьбе Ольгинской половины см. стр. 66.]

„Доношу вашему величеству сего февраля 21 дня в Питергоф в работу пришли 150 человек татар из Азовской губернии, да из Московской губернии по прежнему наряду присланных работников 476 человек отправлены в Питергоф".

Доношение конторы от строений 1716 г.

„Работные люди"

Создание Петергофа потребовало колоссальной затраты и жестокой эксплоатации рабочей силы. Фундаментом для великолепной царской резиденции послужили кости сотен и тысяч „работных людей", жизни которых должны были компенсировать несовершенство строительной техники и исключительно неблагоприятные природные условия прибалтийского края. Болотистая почва, суровый климат, постоянные бури и наводнения, - все это чрезвычайно затрудняло строительные работы и ложилось двойным бременем на плечи подневольных строителей „российского Версаля".

Там, где росли только мох да карликовые породы деревьев, нужно было по царскому приказу насадить парки и возвести дворцы. Деревья с огромными трудностями везли с далеких окраин России и из заграницы. Но мало этого: почва была настолько низка и болотиста, что приходилось издалека на баржах подвозить и землю. На каждом шагу возникали новые трудности и неудачи. То при постройке Большого дворца появилась грунтовая вода, залила его основание и только Леблон спас положение, устроив дренажные сооружения для спуска воды. То при рытье канала в Нижнем саду из почвы начали бить „великие ключи", воду от которых выливали „днем и ночью неумолкая". То жестокая буря ломала и выкорчевывала деревья, а очередное наводнение сносило только что законченные постройки. Нелегко было смирить водную стихию и отвоевать Петергоф у моря, а обилие ключевых вод замкнуть в фонтанные трубы и водоемы.

Для широко развернувшегося строительства новой столицы и окрестных резиденций не хватало ни местных рабочих, ни царской казны. Это дело было с самого начала объявлено государственной повинностью всей крепостной страны. Каждая деревня обязывалась выделить положенное количество работников и предоставить деньги на их прокормление. Таким образом только за четыре года было собрано до полутораста тысяч человек и свыше миллиона рублей, причем немалая часть этих сборов расходовалась на Петергоф. Однако, и этих людей оказалось недостаточно и на строительные работы постоянно назначались партии шведских пленных и целые полки русских солдат.

С 1718 года высылка рабочих была заменена денежным сбором со всех губерний, но положенное работным людям грошевое жалованье выплачивалось очень неаккуратно, самым обыкновенным делом были задержки на десять-двенадцать месяцев. К середине XVIII века установился еще более выгодный для казны обычай: оплачивать не больше одной трети задолженности. Что же касается квалифицированной рабочей силы, то чтобы иметь ее под руками - на казенных землях вблизи Петергофа устраивали целые деревни, население которых из поколения в поколение специализировалось на различных ремеслах. Это, так называемое, „дворцовое крестьянство" пользовалось некоторыми экономическими привилегиями и кроме своего прямого назначения должно было служить для гостей царского Петергофа ширмой, скрывавшей безысходную нищету всей остальной массы крестьянского населения.