Историко-бытовой музей XVIII в. в Петергофе: Большой Дворец

Эти увеселения занимали главное место в придворном быту и самая архитектура дворца должна была отвечать увеселительным целям. В отделке танцевального зала архитектор стремился создать впечатление особенного простора. Стены он занял деревянной золоченой резьбой, медальонами с живописью художника Валериани и множеством зеркал, которые нарушают скучную плоскость стен и уводят взор в бесконечные корридоры. А потолок украсил огромной картиной работы Тарсиа, изображающей небо и мифическую гору Парнас, откуда Аполлон (бог-покровитель искусств), окруженный музами, приветствовал широким жестом собиравшихся гостей и хозяйку дворца. Эта картина должна была прославлять мнимое торжество искусств и наук в России под скипетром Елизаветы, которую художник не преминул изобразить ввиде парящей в небе женщины со скипетром. Возвеличивая императрицу и помещая ее в непосредственное соседство со „священной" горой Парнас, живописец стремился дать иллюстрацию к льстивым стихам придворного поэта:

„Герой тебя родил,

Носила героиня,

Каков быть должен плод?

Не иный как богиня".

Все виды искусства XVIII века объединялись в раболепном служении господствовавшему классу, в беззастенчивом прославлении могущественного заказчика.

Расточительность двора на увеселения и празднества приводила к тому, что по свидетельству современника финансы России находились в чрезвычайном беспорядке. „В казне ни гроша, а расходы возрастают со дня на день". Дорого стоившие показной блеск и внешнее великолепие придворной жизни не могли, однако, скрыть ее пустоты и бессодержательности. Один из иностранных дипломатов жаловался, что „правительство должно иметь при этом дворе министра в молодых годах, так как по здешнему мнению он не должен пропустить ни приема во дворце, ни бала, ни маскарада, ни комедии, ни оперы". По взглядам русского двора это составляло главную обязанность государственного деятеля. [1]

[1 См. щит № 1.]

„Фрегат был нагружен таким количеством пороха, сколько нужно было, чтобы его взорвать, и в шести милях от Ливорно на рейде при невероятном стечении народа зажжен и менее чем в час взорван на воздух; безусловно самая дорогая модель, которая когда-либо служила художнику".

Гёте.

Чесменский зал

вводит нас в другую эпоху, когда ряд растреллиевских зал был переделан по заказу Екатерины II архитектором Фельтеном, сообразно с изменившимися художественными вкусами придворной знати. Рококо елизаветинского времени с его разгулом беспокойных и праздничных форм уступает место формам внешне более спокойным. „Изящные художества должны представить нам в самом приятнейшем виде все предметы нужные к нашему благополучию, они должны усугубить подобие и восхитить чувство и разум" - говорится в одном из руководств для мастеров Академии Художеств, которой было поручено исполнение проектов Фельтена. От первоначальной отделки зала сохранился только плафон художника Вернера „Церера (богиня земледелия и хлебных плодов), научающая людей земледелию".

Лепка стен, представляющая турецкие доспехи и эмблемы, и двенадцать больших полотен художника Гаккерта „восхищали чувства придворных разгромом турецкого флота при Чесме. Морская победа 1770 года, решившая русско-турецкую войну, была запечатлена кроме этих картин сооружением ряда памятников в загородных резиденциях и постройкой около столицы целого дворца, названного Чесменским. Отделка этого зала интересна тем, что она характеризует не только придворный быт: отзвуки победного грома турецких войн в дворцовом строительстве являлись агитацией за завоевательную политику дворянской монархии. Развитие торгового капитала потребовало к концу XVIII века новых путей для внешней торговли. Еще Петра I наряду с Балтийским морем интересовало и Черное. Однако ни Петру, ни его ближайшим преемникам не удалось утвердиться на черноморском побережьи. Россия не имела права держать флот на Черном море, а торговать могла только при помощи турецких судов, лишаясь поэтому значительной доли барыша. Только в 70-х годах XVIII века попытки продвинуться на юг увенчались успехом. Мир с Турцией 1774 года и последующее завоевание Крыма способствовали расширению и укреплению русской торговли.

В результате турецких войн русские корабли получили право посещать не только турецкие воды, но и проходить через Дарданеллы в Средиземное море, что открывало путь в Европу для наиболее выгодного сбыта пшеницы из южных губерний. "Российская коммерция - писал современник - безмерно одолжена великой Екатерине приобретением Таврической области со множеством на Черном море свободных портов". Благодаря этому, мечтал он, Россия должна стать "центром коммерции между Азией и Европой". [J]

[1 См. щит № 2.]

Чесменский зал