По дороге до конторы Веров успел рассказать, что контактеры пытались оборудовать на заброшенной фабрике не просто место для сборищ, но и приспособить один из цехов, где когда-то штамповали галоши, для осуществления своих инженерных задумок. Например, постройки машины времени по проекту художника Почечуева.
Вячеслав Почечуев, замечательный скульптор по дереву, автор многих известных работ, вошел и в историю отечественного кино — он был художником фильма «Руслан и Людмила», создавшим для него деревянные скульптуры, а также «машину времени» — для легендарной картины «Иван Васильевич меняет профессию», за что ему официально выписали премию с формулировкой — «за изобретение машины времени».
В помещении ЖЭКа Эрик даже сумел найти себе, можно сказать, отдельный номер — чуланчик, в котором стояли архивные шкафы. На свободной от них площади как раз поместилась раскладушка. То, что постельного белья к ней не прилагалось, Брегиса не слишком огорчило. Он приладил под голову вместо подушки свернутую куртку и провалился в сон.
И очнулся, не проспав, по собственным ощущениям, и пяти минут. Где-то совсем рядом кричала техник-смотритель:
— Штирлиц! В шестом доме толпой полезли! И залив!
— Вот ведь многоухи восьмирукие!.. — сердито рокотал в ответ Веров. — Отдохнуть спокойно не дадут рабочему человеку. Тань, а там что, точно много их лезет?
— Да до фига, иди давай быстро! И Бормана своего не забудь, там тебе одному не справиться!
— Эх-х-х, — Веров нехотя поднялся, потянулся. — А может, это дед Митяй опять до чертей допился? Или у бабки Кудимовны технические глюки?
— Да, у Кудимовны! Только не глюки, уже и ее соседи снизу звонили. Быстрей!
— Да идем мы уже, идем, не ори!.. Борман, поскакали. Слышь, Времена прорвало…
Расстояние до шестого дома, обшарпанной одноподъездной башни позднебрежневских времен преодолели быстро. Но Веров успел рассказать Эрику о бабке Кудимовне, считавшей себя Гомером, законным автором «Илиады» и «Одиссеи», заброшенным теперь в шумную и не знающую истинно высокой культуры современность, где она и стала суперуспешной авторшей детективных романов («И один в поле воет», «Два трупа хорошо — а третий лучше»). При случае бабка любила демонстрировать некий потертый манускрипт на оберточной бумаге, называя его письмом самого Одиссея с хвалебным отзывом о ее, Гомер-Кудимовны, поэтическом творчестве. Свой досуг она заполняла переводами неизвестно чьих стихов с несуществующих языков. Особо Кудимовна благоволила к тем, кого именовала Дикорастущими Бардами.
Дикие Барды-Прорицатели — не то чтобы очень запрещенные, но и не пускаемые в приличные концертные залы. Концерты, посвященные их памяти и несгораемому культурному наследию, организовывались только после двадцати лет завершения трудовой и жизненной деятельности. Это было время, необходимое для так называемой идеологической выдержки, — нечто подобное тому, как выдерживают вино. Официальная цена невоскрешенных покойников всегда выше, чем живых…
Их основной жанр — Этническая Лирика, в которой рассказывалось о том, чего нет, но что было, — например о легендарной рыбе «таранке», когда-то вольно бороздившей просторы Космоса и таранившей китобойные крейсера, пытавшиеся ее загарпунить. Если им улыбалась Удача, то эту таранку засовывали в специальные круглые ящики, называемые «консервами», и отправляли в таком виде в места поклонения Древнему Богу Еды, Охоты и Шопинга — в Храм-Супермаркет…
— И давно ее покусали? — поинтересовался Эрик, вспомнив рассказ о временных паразитах и последствиях близкого общения с ними.
— Да уже года три с половиной назад, — отозвался Веров. — Там вечно что-то подобное случается.
По его словам, шестой дом был спешно возведен силами стройбата в последний год жизни одного из поздних легендарных Ильичей и заселен в равных пропорциях научными работниками, представителями силовых структур и обслугой из ближайшего пансионата N-го управления, что находился на окраине лесопарка. Любой из этих контингентов считался в попаданческих кругах группой риска, как в смысле собственного попадания, так и по части привлечения попаданцев.