Историкум. Мозаика времен

Настроение резко пошло вверх, и я, мурлыча себе под нос непристойную кадетскую песню про летние манёвры, помчался к своим вольноопределяющимся. Колесникова, правда, пришлось пропустить вперёд в качестве путеводного клубка из сказки. Всё-таки такой огромный боевой корабль трудно изучить полностью, особенно если не служишь на нём постоянно. И потом… Я, например, начинку «Принца Уэльского» представляю себе лучше, чем начинку «Святогора»… Хорошо, что Колесникова ко мне приставили. Да и парень он оказался ничего, я бы его в «морские коньки» взял. Кто вообще догадался посадить за столом рядом диверсанта и антидиверсанта?.. Осмотрев предоставленный спецназу кубрик, я не нашёлся, к чему придраться. Российская армия традиционно придерживается аскезы в быту, начиная с Петра Великого, но флот всегда считался исключением. Как бы ребята не разбаловались… Решено!

– Господа спецназ! – обратился я к подчинённым, вытянувшимся по двое в проходах между двухуровневыми койками. – Мы хорошо поработали «в поле», но это не значит, что можно расслабляться. Тренировки в обычном режиме. Правда, мы сейчас на чужой территории, на военном корабле. Значит, график приспособим к морякам. Сегодня после окончания полётов – все на палубу. Бегать! Рукопашный бой! Два часа, до упаду. Утром повторим. И так ежедневно. Свободного времени не будет. После утренней разминки занимаемся английским и испанским, потом – репетируем боевое расписание, а потом – разбегаемся по кораблю, как тараканы. Через неделю вы все должны знать корабль, как свои пять пальцев. После этого будем отрабатывать варианты его захвата…

Краем глаза я замечаю, как Колесников побледнел от моих слов. Но порадоваться собственной удачной шутке мне не дали.

– А на дно пускать будем, как «Уэйкфилд»? – это прорезался мой умник, вольноопределяющийся Степанов.

Ё… Т… М…! Да кто ты такой, чтобы ТАК шутить о «Тройном инциденте» при мне! При мне и при других, прошедших ту мясорубку! Передо мной снова стал, как наяву, огромный амфитеатр Вальпараисо, город, сбегающий по этому амфитеатру к бухте, взорванный и объятый огнём корабль у причала и винтокрылы с эмблемами Королевских ВВС Испании, заходящие прямо на нас…

– Разговорчики в строю! – гаркнул я. – Р-р-рядовой Степанов! Два наряда вне очереди за разговорчики в строю!

– Есть, ваше превосходительство, два наряда вне очереди!

– Господа офицеры! Занимайтесь с личным составом! – и, поворачиваясь к мичману, на два тона ниже: – Благоволите проводить меня на «башню», Александр Григорьевич!

Идя по коридору и стараясь не налететь на спину Колесникова, который в свою очередь старательно делал вид, что ничего не происходит, я вполголоса выговаривал своему адъютанту:

– Хороший будет спецназовец… Стервец… Просто у него такой этап – когда пообмявшийся в службе человек начинает умничать. Нет, ну какой стервец… Нужно проверить, слышишь, проверить, кто ему подал мысль так пошутить… Да не в моих чувствах дело… Да, считай, что у меня паранойя… Вот ты можешь мне поручиться, что у нас в команде нет жандармского осведомителя? Или, на худой конец, в переборках не сидит пара их «клопов»? Вот и действуй.

После того как в битве при Сарагосе жандармы генерала Мило полегли практически все, Наполеон придал уцелевшим функции военной полиции с особыми полномочиями. Император Павел тут же оценил новшество союзников и повелел завести жандармов у себя. Нововведение не только прижилось на русской почве, но и неожиданно расцвело пышным цветом, срослось с Тайной канцелярией и превратилось в жупел для вольтерьянствующего дворянства. Простые военные жандармов тоже недолюбливают, хотя и признают их заслуги перед престолом.

– У тебя снова лицевой тик, Артём, – шёпотом ответил Павел.

Моим адъютантом он был уже пять лет, пройдя вместе со мной ту приснопамятную экспедицию с начала и до конца.