— Ты права, сестрёнка — Змея хрустнула пальцами, — кое в чём права. Этот Блад… Он оказался куда умнее и опаснее, чем я предполагала. И мы далеко не всемогущи, это верно. Наша магия не универсальна — у каждого ньюмена есть узкая сфера заклятий, которые у него получаются лучше всего. И масштабы невелики — мы не можем вызвать землетрясение или связать весь свободный кислород в атмосфере планеты, чтобы обезьяноподобные попросту задохнулись, — и радиус действия мал: например, сидя здесь, я не смогу разрушить в столице даже собачью будку. Ведь магия — это просто берёшь свободную энергию и с помощью своего сознания делаешь с ней, что хочешь: созидаешь, разрушаешь, исцеляешь, убиваешь. Но у магии есть количественные характеристики — условно говоря, один силач не поднимет грузовик, для этого нужны совместные усилия и умение. А мы, ньюмены, ещё только учимся настоящей магии — пока мы ещё слишком мало умеем.
— Вы слишком рано бросили вызов людям…
— Не вы —
— Они сильнее, Серпента.
— Да, если мы выйдем в чистое поле и предложим им рыцарский поединок, они сотрут нас в порошок своими ракетами, танками, дальнобойными орудиями и бомбардировщиками. Думаю, что генерал Блад именно этого и добивается, гоняя нас по всей стране и вынуждая принять правильный бой. Но мы будем действовать по-другому — запустим в компьютерные сети «гремлинов».
— Гремлинов? Никогда не думала, что эти злые духи реально существуют.
— А это не духи, сестрёнка. Это энергетические сгустки, подчинённые определённой программе. Или, если хочешь, долгосрочное проклятье, материализующееся в компьютерах и разрушающее упорядоченность. Это не просто вирусы — это псевдосущности, бороться с которыми без помощи магии не получится. А созданная несовершенными цивилизация очень уязвима — люди не доверяют собственному разуму и слишком привыкли полагаться на машины. Обезьяноподобные и шагу не могут ступить без помощи компьютеров, и если все эти ящики с электронной требухой вдруг разом сойдут с ума… Представляешь?
Мэй молча кивнула. «Да, это будет катастрофа почище любого землетрясения. Встанет транспорт, прекратится связь, захлебнутся все сети вещания, прекратится подача энергии, будет парализована экономика…».
— Вот-вот. Над «гремлинами» работают те из нас, кто понимают суть электричества — не ту суть, которая описывается мудрёными формулами, а
— А я?
— А ты останешься со мной. Я к тебе привязалась, сестрёнка Мэй.
Это было сказано вроде бы искренне, но что-то в голосе Серпенты и в выражении её глаз насторожило девочку. «Похоже, ты ни в коем случае не хочешь, чтобы я снова попала к Попечителям, — подумала она. — И если у тебя не будет другого выхода, ты меня попросту прикончишь…». Надо ли говорить, что эту мысль Мэй заботливо спрятала — она уже хорошо научилась это делать.
— Ты считаешь, — спросила она, уводя разговор от скользкой темы, — что с генералом Бладом никак нельзя договориться? Переговоры не стоит и затевать? В конце концов…
— Нам с ним не о чем говорить! — перебила её Змея. — Ньюменам и Попечителям тесно на этой планете — кому-то придётся уйти. И я сделаю всё, чтобы этим «кем-то» оказалась не я. Ладно, сестрёнка, — пора спать. Мы хоть и превосходим несовершенных во всём, но сон и еда нам тоже нужны. Может быть, когда-нибудь мы научимся обходиться и без этого, но…
Серпента не закончила фразу и замерла, словно настороженно прислушиваясь к чему-то. При этом она начала чуть раскачиваться всем телом — точь-в-точь как змея, учуявшая добычу или приближение опасности.
— Ну вот, — произнесла она изменившимся голосом. — Так я и думала… Дождались…
— Что… — начала было Мэй, но тут же сама ощутила — увидела — надвигающееся.
…Четыре самолёта, похожие на острые треугольные наконечники гигантских стрел, выпущенных великаном из исполинского лука, летели к лесному лагерю людей-индиго, и не было никаких сомнений в том, зачем они сюда летели. Крылатые машины были ещё далеко, но они стремительно приближались, яростно пожирая мили пастями воздухозаборников…