Истреби в себе змею

— У тебя короткая память, пришелец, — очень короткая… Алан.

— Я не понимаю тебя, — растерянно пробормотал Старик. — Ты о чём?

— Не понимаешь? — ведьма усмехнулась. — Смотри…

Она ссутулилась, опустила голову и закрыла лицо ладонями. Просидев так минуты три, колдунья выпрямилась и отвела руки.

— К-кармен?!

— Кармен умерла — умерла сто лет назад, так и не дождавшись возвращения того, кого она так любила, пришелец с севера. Меня зовут Эухенья — мать Эухенья, хотя у меня нет своих собственных детей.

— Кармен… — прошептал Алан. — Кармен…

Перед ним сидела молодая женщина лет двадцати пяти: гладкая матовая смуглая кожа, блестящие чёрные волосы без малейшего намёка на седину. И только взгляд бездонных чёрных глаз остался тем же — на Алана смотрела Миктекасиуатль.

— Кармен…

— Это ненадолго, — изящно очерченные губы Эухеньи раздвинулись в горькой улыбке, обнажая великолепные белые зубы. — Иллюзия скоро растает — красавица исчезнет, уступая место высохшей древней старухе. Это я так, освежить твою память, Алан, — не хочу даже произносить твоё прежнее имя.

— Я никогда не забывал тебя, не забывал с того самого дня, когда мы встретились у пирамид мёртвого города в джунглях, и с той самой нашей ночи…

— Не забывал? Я ждала двадцать пять лет, ждала, что с восхода придёт корабль, и с него сойдёт белокожий бородатый человек, обнимет меня и скажет: «Здравствуй, вот я и вернулся!». Но я не дождалась…

— Кармен, за эти годы случилось столько всякого! Войны, революции, потрясения… Меня швыряло, как щепку в водовороте, и порой я даже забывал, кто я такой!

— Потрясения? Если любишь, тебя ничто не остановит! Ты пройдёшь через все бури и вернёшься к той, которая ждёт. А ты — ты не вернулся… — Лицо ведьмы медленно старилось, увядало, как цветок под порывами холодного ветра. Алан опустил голову, чтобы не видеть трансформации.

— А почему ты не… не сохранила себя? — спросил через некоторое время, не решаясь поднять глаза. — Ведь ты же могла это сделать — точно так же, как я?

— Могла, — согласилась Эухенья, уже вернувшаяся к своему привычному облику, — но не захотела.

— Почему?

— Почему? А ты не догадываешься? Я любила тебя — тебя! — и не хотела принадлежать никому другому. Всё очень просто… Когда ты молода и полна сил, трудно бывает устоять перед зовущими взглядами мужчин и перед собственной плотью. И я уступила времени — так родилась Миктекасиуатль, колдунья Миктекасиуатль, хранительница древнего знания. А дети — дети, которым ты так и не стал отцом, — у меня всё-таки есть. Там, — она кивнула в сторону узкого хода, по которому ушёл Диего Рохо и который вёл к жилым пещерам. — Они называют меня мать Эухенья, и я им действительно мать. Хотя мне жаль, что среди них нет наших с тобой детей, пришелец с севера…

— Прости меня, Кармен.

— Эухенья. Меня зовут Эухенья, Алан. Оставим горько-сладкие воспоминания. Мы с тобой изменились — оба. Мы многое знаем, и нам многое надо сделать. Ты пришёл — поздно для любви, но не поздно для боя. И бой будет — зло наступает. Змея шипит — она накопила слишком много яда.

* * *

Серпента вела самолёт уверенно, словно профессиональный пилот высокого класса, и Мэй долго не могла понять, как ей это удаётся. Наконец она догадалась: Змея вмешивалась во все процессы, протекающие на борту крылатой машины, — в работу мотора, в пульсацию слабых токов в электрических цепях, в тугие усилия гидроприводов. Энергия, напрямую воздействующая на поведение механического летательного аппарата, компенсировала все неизбежные ошибки, свойственные малоопытному новичку. Серпента просто чувствовала самолёт, она слилась с ним и управляла машиной, словно мышцами своего собственного тела — одним усилием воли.

Подходящий самолёт — лёгкую спортивную авиетку — они нашли в небольшом частном аэроклубе в том самом городке, на окраине которого остался джип с неисправными мотором и с двумя растерянными парнями — после сеанса Мэй Стив и Харви никак не могли понять, что они здесь делают, и каким ветром их сюда занесло.

С владельцем самолёта девушки договорились без особого труда. Мэй побаивалась, как бы Серпента не дала воли своей кровожадности, однако обошлось без трупов. Серпента не хотела по пустякам ссориться со своей «младшей сестрёнкой», но главное — она прекрасно понимала: не стоит оставлять за собой чересчур заметный кровавый след. Даже если они покинут страну, длинные руки Правителей дотянутся до любого укромного уголка планеты. Чутьё подсказывало предводительнице ньюменов, что ими обеими — и ею, и Мэй, — всерьёз заинтересовались. А раз так, совсем ни к чему привлекать внимание загадочными смертями к этому богом и людьми забытому захолустью (тем более сейчас, когда по всей стране идёт охота на людей-индиго).