Истребитель

Другой смышлёный малый успел сообразить и шарахнуться, но тут же ринулся в атаку.

Его Никита застопорил, встретив высоким ударом ноги в лоб. Контролёр ошибся. Крупно. Напав на Истребителя!

Разворот на триста шестьдесят, и сильный удар стопой полуботинка в грудь. Бедняга упал к скамейке и затих, корчась среди окурков и плевков, старых билетиков и кожуры от семечек.

Им на защиту встали увалень в розовой сорочке и бабка с хозяйственной сумкой.

Старуху Никита проигнорировал, а вот мужик получил сполна.

Топорков отработал на нём несколько приёмов ногами из САВАТ, после чего тот скривился на бордюре.

Бабка затихла. Ропот в толпе исчез. Никита поспешил удалиться.

Вспоминая ожесточённую и отчаянную борьбу, сопротивление, оборону мужичка, Никита обошёл здание Нефтегаза, заметая следы и очутился перед крыльцом главка.

Походил, осмотрелся. Прикинул последние штрихи.

На торце здания и его задах располагалась автостоянка. «Мерседесы», «вольво», «тойоты» и «жигули» разных моделей. Всех тех, кто работал в концерне. Охрана на воротах. Аккуратная колючая проволока.

Никита присел на бордюр возле квадратных декоративных кустов и ромбообразных клумб. Ждал. Пять, десять, четырнадцать минут. «Толстопуз» задерживался.

Не дай бог, Чесновский ему накапал! Или Пелявко. Хотя вряд ли! Вот… и он, гадёныш!

Мегафаров Булат Юсупович приехал к главку на «мерседесе» последней марки. В сопровождении только двух человек. Крепкий высокий охранник и верзила-водитель.

«Генерал» не боялся. Нет, не смерти! Никого не боялся. Он не был «десятником», не входил в мафию, не убивал и не грозил. Он орудовал в системе «ГОС…» От имени властей и концерна. От «законного» Правления Шумени и Шуменской области.

А с этим бороться сложнее! Если уж посмел!

Здоровяк в футболке и джинсах, без видимых признаков оружия, иногда охранявший сына Мегафарова, шагал следом за боссом на кривоватых крепких ногах, сложив мускулистые руки на груди крестом.

Вышибала! Не профи, сразу понятно. Гигант, борец, но не спец! Проверим.

Водила и того хуже. Вчера, вероятно, бухал, а сегодня заболел. Шёл-то кулём, горой в ветровке. Не жарко, что ли, ему?!

Ну всё, отсчёт! Раз, два, три… пошёл!

В то время, как Черёмуха, по паспорту Сазонова Ирина, отключила дистанционкой взрывные устройства в самолётах Шуменского аэропорта, а затем сообщила анонимным звонком о их местонахождении в Управлении ФСБ области, в тот час, когда все спецслужбы разыскивали пропавший без вести лайнер «ЯК-40» с двадцатью людьми на борту, парочка оставшихся в живых пассажиров брела по дремучей тайге наугад.

Топали сутки. Останки самолёта давно остались позади вместе со страшным болотом.

Мисин, скинув всё лишнее с себя, за исключением брюк и сорочки, которые скорее были похожи на жалкие тряпки, шёл первым. За ним плёлся Гуньков, часто спотыкаясь и охая.

Как они перебрались через трясину, Мисин не помнил. Что об этом говорить, если он забыл про холод и мерзкий проливной дождь, про нестерпимый голод и ужасную ночь, проведённую под старым кедром!

Зачем они слиняли и не остались на опушке полусгнившего ельника, Мисин сказать не мог. Ну, остались бы, проторчали бы там неизвестно сколько, пока не сдохли! И всё! Пока группа МЧС или Топорков их найдут, могут пройти недели. Фу, бред какой-то!

И они брели! Через густой лес и высокие кусты, поваленные деревья и сырые ямы, шарахаясь от невидимых, но отчётливо слышимых криков животных и трепета крыльев. Пихая в рот всё, что можно жевать: ягоды (без разбору), грибы, орешки молодых полуобъеденных птицами шишек.

Ни оружия, ни сил, ни известий. Бездорожье. Завалы. Чащобы и постоянные страхи в черни дремучей тайги.

Они шли, ползли, плелись – наобум, не зная, куда идти и что делать в их положении.

Раны Гунькова ныли и болели. Ныл от этого и сам Гуньков.

Как-то вмиг оба почернели от грязи, щетины, страха, исхудали и поникли дальше некуда. Хотя прошла всего одна ночь! Но они были живы! Самое главное.

Отдыхали и долго сидели на земле в перерывах похода. Спешить, в принципе, им было некуда! Молчали, изредка бормоча полубессвязные фразы. Глотали голодные слюни.

И опять топали. Падая и постанывая. Припадая к маленьким лужицам и утоляя жажду. Пережёвывая какую-то зелёную траву. Думая про себя о чём-то и вспоминая что-то, а вслух матерясь и похрипывая.

Шли наугад, по тусклому солнцу и замшелым деревьям. Рассудок таял, но ещё был, присутствовал, вёл.

Когда светило к исходу второго дня окунулось за верхушки гигантских сосен, кедров и осин, ёлок и берёз, в тайге сразу стало темно.

И тут произошло несчастье.

На спуске в один из оврагов по мокрым прошлогодним опавшим листьям и хвое, переступая и обходя лежачие деревья, Гуньков поскользнулся или оступился, и покатился вниз.

Громко вскрикнув, он затих.

Мисин не на шутку испугался, и осторожно, придерживаясь и опираясь рукой о почву, спустился в темноту.

Гуньков вздрагивал и хрипел. Так тихо, что Мисин его не слышал. Тело его бывшего охранника наткнулось на старую гнилую корягу. Сучок-корень распорол бок и весь живот бедняги, застряв внутри. Ужасный конец!