Истребитель. Ас из будущего

– Ой, мы же не познакомились! – всплеснула руками хозяйка. – Меня – Анной.

Тихон развязал «сидор» и выставил на стол банку тушенки, пачку армейских сухарей, бумажный кулек с кусковым сахаром и селедку. Еще одну банку тушенки и пачку сухарей в вощеной бумаге он решил приберечь на дорогу.

– Спасибо! Тогда я сейчас макарон отварю, с тушенкой царский ужин получится. А сухари уберите, пригодятся. У меня свой хлеб есть, только черный, – и женщина засуетилась.

Торопиться Тихону было некуда. Он выключил свет, отодвинул плотную штору и выглянул в окно. В городе соблюдали светомаскировку, и вокруг – ни огонька, темно. По пустынной улице, по центру проезжей части мерно вышагивал патруль.

Тихон задернул штору и включил свет.

Вошла Анна с кастрюлькой в руках, из которой пахло мясным духом. Женщина засуетилась, достала тарелки, вилки, стаканы в подстаканниках. Потом из шифоньера выудила начатую, но почти полную бутылку водки, разлила спиртное по стаканам.

– Давно я вот ни с кем не сидела, с утра до вечера на работе. Зимой так мерзла – ужас! Дома чаем отогреешься – и под одеяло. Только к утру согреешься, так уже вставать пора. Ну, за что пить будем?

– За победу!

Они чокнулись, выпили. Водка была теплой и противной на вкус, но другой не было.

Принялись за макароны с тушенкой – почти по-флотски. Макароны были серыми, слипались, но когда есть хочешь, и такие идут за милую душу.

Выпили еще. Стало тепло, согрелись оба. К этому моменту заварился чай. Заварка была бледной, но зато пили его вприкуску с сахаром.

Женщина отмякла, разговорилась. На работе разговаривать некогда, если только с покупателями поругаться. О муже, погибшем в сорок первом, вспомнила, как соседи в одночасье выехали, а она не успела, а потом рукой махнула…

Тихон слушал с интересом – когда еще удастся узнать, как гражданским в войну жилось? Оказалось – несладко. Знал, конечно, из фильмов, но действительность оказалась тяжелее, даже беспросветнее.

Часики с кукушкой и маятником уже половину второго ночи показывали, и у Тихона глаза слипаться стали. Анна это заметила:

– Ой, заболтала я вас совсем!.. Спать пора.

– Вы мне на пол что-нибудь постелите, я шинелью укроюсь.

– Брезгуете мной, значит, – поджала губы Анна.

– Нет, напротив, обидеть мимоходом боюсь.

– А вы, Тихон, не бойтесь… У меня два года мужчин не было. А вот попался один, да и тот стеснительный. Я думала, что летчики народ боевой, решительный.

Тихон про себя чертыхнулся. Мог бы и сам догадаться, знак какой подать – попытку хотя бы… Женщин у него не было давно. Были в полку девушки – две медсестрички в медпункте, официантки в столовой. Только у всех – постоянные ухажеры из офицерского состава. Любовь – не любовь, а денежный аттестат посолиднее будет, чем у младшего сержанта. Кроме того, летчики народ в женском понимании ненадежный: сегодня он ласковые слова на ушко шепчет, а завтра на боевом вылете сгорел. Летный состав менялся быстро, и потому женский пол в полку больше благоволил к штабным или тыловикам вроде начфина, начпрода или замполита. Эти не летают, головой не рискуют и будут понадежнее.

Пришлось Тихону соответствовать, впрочем – не без удовольствия, койка скрипела и стонала почти до утра.

Утром Анна спросила:

– Тебе обязательно сегодня уезжать?

– Совсем нет, могу на несколько дней остаться, если не прогонишь.

– Тогда оставайся. Только из квартиры не выходи.

– Почему?

– Соседи в милицию доложат. Без прописки посторонних селить нельзя, паспортный режим строгий.

– Да у меня и паспорта-то нет, только удостоверение и справка из госпиталя.

– Вот и отсыпайся, набирайся сил на ночь!

Анна подогрела чайник, выпила чаю с куском черного хлеба и убежала.

Тихон последовал ее совету и проспал почти весь день. Один раз осторожно выглядывал в окно – интересно было посмотреть на улицу. Он ведь даже не знал, где она расположена и как называется.

Дома напротив были целыми, окна заклеены крест-накрест полосками бумаги, движение скудное. Редкие пешеходы – почти все в военной форме, изредка проезжающие машины, большей частью – грузовые, с армейскими номерами. И это почти в центре! А чему удивляться? Многие в эвакуации. Из десятка комнат этой квартиры только одна была обитаема. Наверное, в других квартирах такая же ситуация. Да и день на дворе, люди на работе, на службе, гулять некогда.

Анна вернулась, когда уже начало смеркаться. Довольная, она подняла авоську, которую держала в руке:

– Картошечки купила, сейчас пожарим!

Тихон молча достал последнюю банку тушенки. Ни сахара, ни селедки уже не было, только пачка сухарей.

– Опять пировать будем! – обрадовалась Анна. – Водки только нет, больно дорогая.

– Сколько? У меня деньги есть, на фронте их тратить негде и не на что.

– Восемьсот рублей.

Тихон отсчитал деньги.

– Купишь ли? Поздно уже.

– У барыг в любое время купить можно, были бы деньги.

Анна убежала, а Тихон сел чистить картошку. Обыденное дело, дома часто приходилось этим заниматься. Но вот за полтора года, что он здесь, – впервые.

Вскоре вернулась Анна и достала из-за пазухи бутылку водки с засургученной головкой.