Читаем Истребители полностью

Систематические и частые налеты немецких бомбардировщиков в дневное время начались в сентябре. Противник наносил удары по тыловым объектам фронта группами из двух-трех и более девяток, которые прикрывались истребителями сопровождения. Нередко вражеские истребители появлялись раньше бомбардировщиков, не давали нам взлететь, а тех летчиков, которым все-таки удавалось подняться в воздух, связывали боем и не допускали к бомбардировщикам.

По всему было видно, что противник готовится к наступательным действиям на нашем направлении.

В сентябре мне часто приходилось водить группы на отражение налетов вражеских бомбардировщиков. Практически во всех случаях гитлеровцы имели большое численное превосходство, и потому исход боя во многом зависел от внезапности и эффективности первой атаки. Но нам достичь внезапности удавалось не всегда. Чаще всего расчет был на решительность, смелость, а скорее даже — на дерзость наших летчиков.

Представьте типичную для того времени ситуацию: немецкие бомбардировщики идут плотным строем в сопровождении сильного охранения истребителей. Вражеские летчики замечают нашу немногочисленную группу. У нас и позиция для атаки не лучшая. Гитлеровцам и в голову не приходит, что из этой позиции при явном неравенстве сил мы будем атаковать. С их точки зрения, это самоубийство. Они даже не намерены атаковать нас, чтобы не отвлекаться от выполнения своей основной задачи: уверенные в своем превосходстве, идут как шли.

Именно в этот момент мы внезапно атакуем. Тонкость в том, что эта внезапность — от дерзости и даже, если хотите, от нахальства — достигается на глазах противника в тот самый момент, когда она, казалось бы, исключена. И часто в таких случаях риск был совершенно оправдан: первую атаку мы проводили удачно, сбивали два, а то и три бомбардировщика, нарушали вражеский строй. Ну а потом, конечно, тяжелый бой был неизбежен. Немецкие истребители в численном превосходстве атаковали яростно и настойчиво. И тут уж надо было надеяться только на собственное мастерство и на взаимовыручку в группе.

Истребителей у пас было крайне мало. Каждую атаку приходилось проводить па грани максимального риска. Такая тактика, которая стала для нас вынужденно-обыденной, конечно же не предусматривалась никакими предписаниями. Но и вся ситуация, в которой мы оказались сразу же после 22 июня, тоже не предусматривалась заранее.

Практически ни в один бой мы не вступали с численным превосходством над противником. Нас всегда было меньше. При достаточном количестве сил можно было бы достичь внезапности за счет построения эшелонированных боевых порядков по высоте, когда одна из групп демонстративно отвлекает внимание противника, а другие эшелоны производят одновременные атаки.

В этом отношении у гитлеровцев было больше возможностей для применения разнообразных тактических приемов и схем. Мы же всегда стремились обнаружить противника первыми и первыми начать атаку.

Вскоре мы уже знали по опыту, что внезапно атаковать лучше всего со стороны солнца или сквозь разрывы в облаках, нередко и из нижней полусферы, так как с немецких бомбардировщиков из-за мертвых углов нижняя полусфера просматривалась хуже всего. Рельеф местности и ее подстилающей поверхности тоже создает фон, который затрудняет обнаружение. Все такие детали мы постигали довольно быстро, но наше численное меньшинство давало себя знать — от этого никуда не денешься.

Как это нередко бывает на войне, мы поначалу совершали немало досадных промахов. В первых боях, например, многие летчики открывали огонь преждевременно, с дальних дистанций, да еще и длинными очередями. Нужного эффекта это, конечно, не давало и приводило к быстрому расходу боезапаса. Часто случалось так, что, расстреляв преждевременно боезапас, летчик потом в ходе боя подходил к противнику на близкую дистанцию и обнаруживал, что стрелять-то ему нечем. Такие ситуации пилоты запоминали на всю жизнь, и больше можно было с ними не говорить о подобных ошибках.

Распространенной и тяжелой по своим последствиям была ошибка, когда истребитель, увлеченный атакой, отрывался от ведущего и даже от всей группы и оказывался один в окружении врагов.

Довольно часто бывали и случаи отказа оружия.

Все это было, и все это входило в понятие «боевой опыт», которым мы быстро обзаводились даже не по дням, а с каждым боевым вылетом.

Обстановка в воздухе накалялась. Железнодорожный узел Орел и сам город все чаще подвергались ударам фашистской авиации. Настроение личного состава полка было не из лучших.

Светлыми моментами были доклады летчиков о сбитых самолетах противника. К нашей радости, такие доклады поступали все чаще и чаще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии