Истребители

Сейчас я смотрю на фотографии: Володя Машков — играл на аккордеоне и пел, любимец публики! Люба Латкова — танцевала и так била чечетку (модную в то время), что мы гурьбой ходили за ней и умоляли научить нас — она это делала виртуозно. Да еще Люба Шевченко, с белокурыми волосами по плечам, — она пела украинские песни, и как пела! Покорила летчика (фамилии не помню, а звали его Васей), переписывалась с ним и после войны вышла за него замуж. На фотографии возле самолета У-2, на котором нас, желающих, «крестили», они рядом. Я тоже была в числе желающих полетать — это был мой первый в жизни полет на самолете. Я так восторгалась, что пилот решил показать мне, что такое «воздушная яма», и я утихомирилась... В дивизии нас утеплили: мне достались валенки, в которых я тонула, дали нам и теплые шапки. Мы со всеми перезнакомились. Это были мальчики чуть старше нас — от 18 до 21 года. Командир дивизии, тогда уже Герой Советского Союза, казался нам стариком, а ему было 30 лет. Это были замечательные, отважные, отчаянные ребята. На их самолетах были звездочки. Количество звездочек обозначало, сколько самолетов они сбили. Были среди них и «таранщики»: израненные, со шрамами, обожженные — они возвращались из госпиталей в свои полки. При нас они уходили в небо и возвращались иногда не все... От нас летчики старались скрыть потерю своих товарищей, но мы угадывали по их лицам, горевали, плакали. И тогда думалось: какой концерт? Зачем им сейчас концерт? Но нам сказали: надо уметь владеть собой, если вы артисты. И накануне Нового года концерт состоялся! Со сцены никого не отпускали сразу, бисировали по нескольку раз. Мы были счастливы.

Расставание было трудным. Друг другу желали победы, счастья, возвращения домой...»

Была у нас и еще одна делегация — это уже в последних числах апреля — начале мая 1944 года. Она, правда, была небольшая по составу, но ее визит имел для нас огромное значение. Возглавляла ее Вера Григорьевна Емельянова. В дивизию было доставлено переходящее Красное знамя трудовых резервов, которое потом вручалось лучшему полку после подведения итогов каждой проведенной операции. А в первый раз шефы-делегаты передали его 86-му гвардейскому истребительному полку, которым командовал после гибели С. Н. Найденова подполковник В. А. Чистяков. Знамя принимал командир [252] лучшей эскадрильи полка Герой Советского Союза Алексей Николаевич Деркач, которому раньше довелось принимать десять боевых машин, построенных на средства учащихся трудовых резервов. Вот что вспоминала об этом Вера Григорьевна Емельянова, которая много лет проработала в этой системе:

«...Вылетали ночью. На аэродроме нас встретили двое летчиков. Спокойные, предупредительные, с дружелюбной улыбкой, они очень заботливо отнеслись к нам. Сказали, что летим в двух самолетах — я в одном со знаменем, в другом — ребята. Меня это смутило: я понимала, что несу ответственность за ребят, но так было предусмотрено, а ребятам не терпелось поскорее сесть в самолет... В темноте я еле забралась в самолет, кое-как там села, и вот мы летим. Самолет, который летел за нами, никак не удавалось разглядеть в темноте, хотя небо часто вспыхивало разрывами. Летели мы, как тогда показалось мне, по меньшей мере странно: то поднимались высоко, то падали, чуть ли не цепляя деревья. Виднелись красные, как пунктиром бороздившие небо, трассирующие пули. Совсем неожиданно самолет приземлился, и летчик закричал мне: «Прыгайте!» Куда прыгать, когда я даже пошевелиться не могла: в самолете было холодно, и я закоченела совсем. В общем, я как-то вывалилась из самолета, сразу увидела ребят, и мы, пошатываясь, пошли навстречу друг другу, обнялись. Но летчики стали нас торопить, указали место и крикнули: «Ложись!» Мы бросились на землю. Слышались где-то разрывы бомб, а мы себе лежали спокойно и даже стали дремать. Начало светать, мы стали потихоньку переговариваться, потом, не поднимая головы, начали посматривать друг на друга и вдруг стали хохотать: у одного нос оказался в земле, у другого — щека, у третьего — все лицо в полосках, а я, говорят, была зеленовато-серого цвета.