Истребители

И вдруг послышались взрывы бомб небольшого калибра. Оказалось, что это «фоккеры». Всего их было восемь, сбросили они мелкие бомбы — «лягушки», и не по переправе, а по передовым частям танковой армии, которые уже переправились.

Я стоял с П. А. Ротмистровым возле его КП. Тут же находилась наша радиостанция с оперативным расчетом. Тотчас я передал нашим летчикам, что на малой высоте в районе переправ действуют вражеские штурмовики. Два звена немедленно спикировали в этот район, но перехватить «фокке-вульфы» не успели. Те сбросили свои бомбы с одного захода и на максимальной скорости ушли на запад. Оплошность, конечно, досадная, хотя переправы и не пострадали.

В первое время на КП танковой армии еще не было точных данных о последствиях этого налета, но я был уверен, что никакого серьезного ущерба нашим переправившимся частям немцы не нанесли: бомбы были мелкие, сброшены торопливо и явно неприцельно. Но П. А. Ротмистров отреагировал на этот эпизод гораздо [281] острее, чем можно было ожидать. На повышенных тонах он заявил мне, что я — ни больше, ни меньше — сорвал форсирование и что он немедленно доложит в Ставку лично Верховному Главнокомандующему об этом безобразии как о невыполнении боевой задачи. Для меня все принимало крутой оборот.

Тут же на КП стали поступать доклады от передовых частей, из которых я узнал, что ни материальная часть, ни личный состав не пострадали. Даже раненых не было. Как я предполагал, гитлеровцы прежде всего заботились о том, чтобы вовремя унести ноги и сыпанули свои «лягушки» в сторону от войск, на лес. Слыша эти доклады и полагая, что инцидент исчерпан, я сказал командарму, что можно продолжать форсирование (как только «фоккеры» начали бомбежку, он его приостановил). Но Павел Алексеевич, не реагируя на мои слова, уже диктовал донесение в Ставку. Кончив диктовать, он продолжал ругать меня, говоря, что вместе с такими командирами воевать нельзя. Неизвестно, чем бы для меня это кончилось, но тут к нам подошел человек в кожаном пальто без погон. Еще когда Ротмистров отчитывал меня, я увидел его. Он шел к нам вдоль опушки леса один, без всякого сопровождения, и люди, занятые своими делами, не обращали на него внимания. Несколько последних крепких слов, сказанных командующим танковой армией по моему адресу, он, кажется, услышал.

— Товарищ Ротмистров, что вы шумите? Это война, а не игра на картах. На фронте все бывает. Бывает и похуже. — С этими словами человек в кожаном пальто подошел к нам, и я узнал командующего фронтом генерала Ивана Даниловича Черняховского.

— Я всю картину наблюдал, — продолжал Черняховский. — Ничего страшного не произошло. Вам без шума надлежит ускоренно продолжать форсирование. Вы недопустимо запаздываете: передовые соединения фронта уже находятся на подступах к Минску.

Черняховский сел в подошедший «виллис» и уехал.

Дальнейшее форсирование прошло спокойно.

На рассвете 1 июля соединения 11-й гвардейской армии генерал-полковника К. Н. Галицкого во взаимодействии с частями 5-й гвардейской танковой армии и 31-й армии генерал-лейтенанта В. В. Глаголева освободили Борисов.

За короткое время в ходе Белорусской операции все полки 240-й истребительной авиадивизии получили почетные [282] наименования. Если 133-му гвардейскому и 900-му истребительному авиаполкам было присвоено наименование Оршанских, то 86-й гвардейский стал Борисовским.

За неделю боевых действий — с 23 по 30 июня 1944 года — летчики нашей дивизии непосредственным сопровождением обеспечили 133 группы штурмовиков в составе 923 самолетов Ил-2. В те же дни было обеспечено прикрытие 31 группы бомбардировщиков Пе-2 и «Бостон» — всего 271 машина. Ни штурмовики, ни бомбардировщики потерь не имели. Этот факт в данном случае — определяющий для понимания той высокой оценки, которую заслужили в приказах Верховного Главнокомандующего, командования фронта и воздушной армии летчики 240-й авиадивизии.

По соотношению побед и потерь в воздушных боях оценить работу полков нашей дивизии было бы невозможно: за неделю мы сбили всего 17 самолетов противника, но при этом потеряли 16 своих машин и 9 летчиков. Эти цифры, по-моему, наглядно подтверждают вышеизложенный тезис о консервативности той тактики сопровождения, которой мы придерживались. При подавляющем нашем превосходстве в воздухе приведенные цифры отражают не что иное, как вынужденное оборонительно-пассивное состояние истребителя, когда он накрепко «привязан» к своим подопечным. Гитлеровцы ведь тоже знали слабые стороны этой нашей тактики.

* * *