– Тот самый, который Палладио, и вся европейская красота, которого немного читал и до знакомства с вами? Про которого столько рассказов.
– Он, в руках себя держите.
– Шура, это он? Эта длинная и зримо потрепанная жизнью оглобля, в штанах мятых и не по размеру, при таком росте еще и на вырост брал, какой-то угловатый, – сердцеед? Погодите, очки протру, давно мама говорила: зрение-то поправить нужно.
Потом Аркаша включал трубный голос, какой-то монотонно-пронзительный, и повествовал, расцветая. Как проявляют пленку – и всё в ней проступает, как дети раскраску раскрашивают – и жизнь становится цветной, как гравюры выжигают, – всё это про красоту, которая проявляется.
– Да, Шур, сердцеед, понимаю вашу компанию.
– Вы, Тихон, всех моих друзей так припечатывать будете: помятая оглобля?
– Нет, Шур, только тех, которых люблю. Дорогих.
Однажды Шура подарил пальто. Было это уже встречу на третью-четвертую, видимо, памятуя, каким сугробом к нему в дом проник и как познакомились.
– Тихон, у меня есть для вас подарок!
– Мне, правда?
И дарит. Знаете, такое нечто, в пол. Тяжеленное, в младенчестве у многих, наверное, были такие конструкции, в которые мамы одевали, но в них шевелиться невозможно.
Это потом Шура напишет и расскажет про свое зеленое пальто, потом пойму, – как трепетно и важно для него это было, не то, конечно, но пальто подарить, согреть.
Но в тот момент от негнущейся монументальной конструкции “баба на чайнике, а сверху шарфик” – отказался категорически, чем, наверное, обидел.
– Вы что, тоже смотрите фигурное катание?
– Шур, я его смотрю с восьми лет, что-то в нем – да, понимаю.
– Спорить и обсуждать давайте?
Олимпиаду в Пхёнчхане смотрели вместе на отдыхе. Казалось бы – отдых, но в 6:30 уже подъем, Шура первый, я б еще поспал, но там Женя Медведева и Алина Загитова противостоят. Мы болеем за Женю. Орем при ее прокатах.
Но не всё так сладко начиналось: та самая моя личная жизнь и спустя восемнадцать лет отказывалась поначалу настраивать нам ноутбук, чтоб было наше фигурное катание. Вы мне спать помешаете.
Помешали.
За стенкой в ответ стучат: а не могли бы так не орать?
А мы ж еще вполголоса.
– Шура, дорогой, а про меня когда-нибудь напишете? Про всех пишете, а про меня?
– Ждите, дорогой Тихон, ждите.
Дождался: