Исцеление

Затем он сделал две вещи, которых никто не делал с тех пор, как я была на много-много лет моложе. Его глаза медленно проследовали вниз по моему телу, затем обратно вверх, и я покраснела под этим изучающим взглядом. Мне хотелось прикрыться, но, что было довольно-таки странно, я не чувствовала стыда, который всегда испытывала, когда Майкл смотрел на меня. Может быть, так было потому, что в глазах доктора Романа я не увидела отвращения.

— Кто сказал вам, что вы некрасивы?

Его вопрос застал меня врасплох, и я молча присела на кушетку, не зная, что сказать.

— Что?

Он тоже сел обратно в свое кресло.

— Видимо, кто-то заставил вас почувствовать себя так, будто вам нужно изменить свою внешность.

Неожиданно мне стало слишком стыдно признаться, что я делаю это ради мужчины, который, может быть, любит меня, а может быть, и нет, и трахается с каждой двадцатилетней, до которой могут дотянуться его руки.

— Тогда зачем еще вам проходить через все это? Я пытаюсь понять, почему привлекательная от природы женщина хочет за немалые деньги лечь под нож пластического хирурга, когда, кажется, нет ничего серьезно ужасного в ее внешности, кроме нездорового образа, который она сама себе создала, — он наклонился вперед в своем кресле. — Только если кто-то важный для нее не заставил ее почувствовать или думать по-другому.

Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, но вместо этого захлопнула его и промолчала.

Мои плечи напряглись, когда в памяти вспышками промелькнули все статьи в журналах, рассказывающие, как Майкл каждый месяц спит с новой знаменитостью, что, конечно же, вызвало образ блондинки, которую он трахал на моей стороне кровати.

Также я вспомнила о том, каким безразличным был его взгляд те несколько раз, когда я предприняла попытку сексуально нарядиться для него — то, как его глаза с ужасом скользили по моему телу, когда он понял, что я пытаюсь его возбудить. Именно тогда мои мечты однажды родить нам с Майклом ребенка умерли и больше никогда не возникали.

— Это только… — я приготовилась к объяснению, но струсила. Что бы ни витало здесь в воздухе, оно уже исчезло, а вместе с ним и мое признание. — Мне это нужно.

Он продолжал смотреть на меня. Не уверена, что он пытался найти, а может, и не пытался, потому что вздохнул и встал. Затаив дыхание, я молилась и надеялась, что мне удалось объяснить ему достаточно, чтобы он изменил решение.

— Мне жаль, миссис Олдридж, но вам не нужно ничего из этого. Ребенку с заячьей губой, которому трудно есть, нужна операция. Женщине, чье лицо пострадало в результате аварии и которая по этой причине не может найти работу, нужна операция. Вы же идеально здоровы и прекрасно выглядите и так, — сказал он, и эти слова уничтожили последний кусочек надежды, которую я возлагала на него. — Я знаком с комплексами, а у женщин их особенно много. Я не женоненавистник, — сказал он твердо, — это просто констатация факта. Понимаю, вы думали, что вам необходимо прийти сюда, но надеюсь, вы сможете понять, что вам вовсе не нужно быть здесь.

— Это означает, что вы не поможете мне?

Он довольно долго смотрел на меня и затем снова вздохнул.

— Нет. Мне жаль, но нет.

Хотя я знала, что мой визит к доктору Роману имел мало шансов на успех, я все равно чувствовала себя оглушенной его отказом. Мне следовало предугадать, что он откажет мне. Я никто, я ничего из себя не представляю. Отказ — мой лучший друг.

— Почему?

— Я не занимаюсь косметической пластической хирургией, миссис Олдридж.

— Но вы же занимались.

После этих слов его подбородок напрягся, тень печали и сожаления омрачила его глаза, прежде чем в них зажглась искра раздражения.

— Именно. Занимался. И честно говоря, миссис Олдридж, даже если бы я все еще этим занимался, я бы не стал оперировать вас. Вам не нужна пластика.

Я ощутила волну злости.

— Разве не мне решать, что мне нужно?

— Вам, но я всегда могу отказаться выполнять работу, — он посмотрел на часы на запястье.

— Деньги не проблема, — пробормотала я, бросаясь вперед и почти перегибаясь через стол. — Если вас беспокоит этот вопрос.

Вместо того чтобы заставить остановиться и подумать, это только сильнее разозлило его.

— Что, простите?

— Я заплачу, сколько скажете. Просто назовите цену и я заплачу. Сколько бы это ни стоило.

Когда я услышала, как эти слова сорвались с моих губ и эхом отразились от стен, я неожиданно почувствовала себя такой жалкой; сижу тут и умоляю мужчину, стоящего передо мной, сделать меня красивой. Но уже поздно, и теперь мне придется жить с этим унижением.

Он сделал шаг ко мне, возвышаясь надо мной, его полные ярости глаза сверлили мои. Широкие плечи приподнимались с каждым его глубоким вдохом, из-за чего я чувствовала себя маленькой. Он был огромен.