Она медленно повернулась на месте. Пока она была внизу, кто-то расставил по периметру комнаты дюжину подсвечников. В каждом горела восковая свеча. Вдобавок на туалетном столике высились два канделябра, а третий громоздился на столе возле ее кровати. Все это множество свечей выглядело расточительно и нелепо, они наполняли комнату светом, от них в башне стало ощутимо теплее.
Иззи растерялась.
Это мог сделать только Рэнсом. Больше она никому не рассказывала про свою боязнь.
Она шмыгнула носом.
– Там, внизу, ты упрекал меня за то, что я пододвинула стул и повесила сюртук, а сам… Ну, что это такое? – Она вытерла глаза. – Рэнсом, так нечестно. Зачем тебе понадобилось…
– Это же просто свечи.
Она покачала головой. Он наверняка понимает: это не просто свечи, а забота. Забота о ней. Ощущение было настолько непривычным, что Иззи просто не знала, как себя вести.
В отчаянии она взмахнула руками, словно отгоняя чувства. Это не помогло.
– Ради бога! – Рэнсом шагнул к ней. – Ты придаешь слишком большое значение пустяку. Эти свечи предназначены для того, чтобы ты проводила больше времени здесь. У себя в комнате. Вдали от меня. Каждую ночь ты украдкой спускаешься в зал и будишь меня еще до рассвета. Я никак не мог понять, чего тебе здесь не хватает, но перепробовал все. Одеяла, жаровню, письменный стол.
Она прижала ладонь к шее.
– Так это твоих рук дело? А я думала, Абигейл…
Он покачал головой.
– Нет. Я знаю, о чем ты думаешь, потому и объясняю: нет, ты ошибаешься. Все обстоит не так, как можно подумать.
– Это тебе так кажется. – Она снова обвела взглядом ярко освещенную комнату. – Потому что выглядит это… мило. И… – она с трудом сглотнула, – и так романтично, Рэнсом!
Он в досаде пригладил волосы обеими руками.
– Ничего подобного.
– Честное слово! Правда, романтично. Значит, ты романтик.
– Я не нарочно, – не выдержав, он обнял ее. – Просто… просто мне надо было, чтобы ты оставалась здесь. – Он оттеснил ее к кровати, она не удержала равновесие, и оба повалились на матрас. – В этой постели.
Он погладил ее волосы, разметавшиеся по подушкам, и обхватил ладонями лицо Иззи.
– Но я никак не мог понять, чего тебе недостает, чтобы чувствовать себя в безопасности. И я перепробовал все. Пока наконец сегодня ты не сказала мне сама: тебе нужен свет. Так что теперь у тебя будет столько свечей, сколько захочешь. Но из моей затеи все равно ничего не вышло. Потому что ты здесь, в своей постели. И я здесь. Да поможет мне Бог, Иззи, – он прижался лбом к ее лбу, придавив ее к постели горячим телом, – но я не знаю, как уйти отсюда.
– А я знаю. – Она уперлась ладонями в его плечи. – И я тебя заставлю.
Он замер.
– Заставишь?
– Да. Так нельзя. Каждый раз, стоит нам сблизиться, случается что-нибудь плохое. Тебя кусает горностай, тебе на голову падает камень, мы оказываемся в темной ловушке, в компании мертвеца. И если мы отважимся… только Богу известно, что еще может случиться. А вдруг обрушится вся башня?
Он медленно кивнул, словно обдумывая услышанное.
– Иззи…
– Что?
– Ну и пусть. – Он потянулся к ее губам. – Мне все равно.
Пусть рушится башня, думал Рэнсом, прижимая к себе Иззи. Пусть боги и дьяволы поступают как им заблагорассудится.
Пусть рухнет весь замок. Наступит конец света. Сюда явится армия Моранглии в полном составе, звеня дурацкими бубенчиками. Ничто не имеет значения для него, кроме Иззи.
Нет ни тьмы, ни одиночества, ни страха.
Только бы она ни о чем не жалела.
– Иззи, я хочу тебя. Промолчать я просто не смог. Не хочу показаться грубым или шокировать тебя, но ты сама видишь, в каком мы положении: я сверху, ты снизу, мы в твоей постели. Ты должна знать, что я хочу…
В голове у него замелькали варианты продолжения: «переспать с тобой», «овладеть тобой», «взять тебя», «сделать тебя своей»…
– Я хочу предаться с тобой любви, Иззи. Невыносимо хочу.
Никогда прежде он не говорил ничего подобного. Иззи об этом не подозревала.
– Я… – она провела пальцами по его волосам. – Я тоже хочу тебя. Очень.
От этого робкого признания его сердце застучало вдвое быстрее.
Время перевалило за полночь, за день он очень устал. Обычно в такой час он уже ничего не видел. Но при таком обилии свечей, подстегнутый возбуждением, он отчетливо различал ореол ее волос на фоне белой подушки. И широкую улыбку на алых губах Иззи – самую чудесную улыбку из всех возможных.
– Какая ты красивая…
Он повернул ее на бок и принялся на ощупь расстегивать пуговицы на спине. Алый шелковый наряд, испачканный и порванный, она сменила на одно из своих повседневных платьев. И хотя на нем пуговицы были крупнее, а ткань не такая скользкая, пальцы плохо слушались Рэнсома. Понадобилась целая вечность, чтобы справиться с первыми тремя или четырьмя пуговицами.
– Когда ты была без сознания, раздевать тебя было легче, – заметил он.
Она засмеялась.
– Наверное, потому, что в то время ты был трезвым.
Верно. В том, что у него трясутся руки, наверняка виноват алкоголь. Впрочем, Рэнсом в этом сомневался.
Он занервничал. Потому что для него эта ночь должна была стать первой после долгого перерыва. А для Иззи – самой первой из всех.