Иствикские ведьмы

Низко припадая к земле, защищая глаза, шаг за шагом они исследовали заросли, пытаясь по блеску отыскать фольгу. Сьюки уже поцарапала ноги выше резиновых сапог, ее красивый новый плащ «лондонский туман» был подоткнут, а водонепроницаемые тонкие нитки на нем порвались. Она сказала:

– Готова поспорить, что она застряла где-то в этих треклятых колючих кустах.

Чем больше раздражалась Сьюки, тем более материнским тоном говорила Александра.

– Очень может быть, – говорила она. – Сверток оказался сверхъестественно легким, когда я его бросила. Так и поплыл по воздуху.

– Зачем было вообще зашвыривать его сюда? Что за истерическая выходка!

– Я рассказывала тебе, что поговорила с Дженни по телефону и она просила меня спасти ее. Я почувствовала себя виноватой. Я испугалась.

– Чего ты испугалась, дорогая?

– Ну, знаешь. Смерти.

– Но это же не твоя смерть.

– Любая смерть и твоятоже. Последние несколько недель я испытываю те же симптомы, что и Дженни.

– Ты всегдабоялась рака. – В раздражении Сьюки щелкала длинным секатором, колючие стебли докучавшего ей кустарника с круглыми листьями тянули за плащ, ранили запястья. – Черт. Мертвая белка, вся ссохлась. Да здесь настоящая свалка. Неужели нельзя было найти эту проклятую куклу твоим вторым зрением? Неужели нельзя заставить ее, как это называется, левитировать?

– Я старалась, но не смогла получить сигнала. Может быть, алюминиевая фольга мешает излучению?

– Может быть. Несколько раз за последнее время я пыталась вызвать солнце, в этой слякоти я чувствую себя личинкой; но все равно шел дождь.

Сьюки, прокладывая дорогу, все больше раздражалась.

– А Джейн сама левитировала.

– Это Джейн. Она становится очень сильной. Но ты слышала, она ведь сказала, что не хочет нарушать этого заклинания, ей нравится, как все идет.

– Интересно, не ошибаешься ли ты, говоря, что зашвырнула сверток так далеко? Монти часто жаловался на то, что игроки в гольф ищут свои мячи гораздо дальше того места, где они лежат. Некоторые по несколько миль отмахивали.

– Но сверток и в самом деле полетел.

– Ну, тогда ты продолжай, а я немного отойду назад. Боже, проклятые колючки. Как я их ненавижу.В самом деле, что от них толку?

– Ими питаются птицы. И грызуны, и скунсы.

– Ох, здорово.

– Некоторые кусты, как я заметила, не малина, а шиповник. Когда мы с Оззи впервые приехали в Иствик, я каждую осень готовила желе из плодов шиповника.

– Вы с Оззи были просто душки.

– Да, трогательная парочка. Я была такая хозяйка. Нужно быть святой, чтобы все это делать. Знаю, тебе надоело, можешь бросить.

– Не такая уж я святая, правда. Может, я тоже боюсь. Вот оно, во всяком случае, похоже.

Прозвучало это не так взволнованно, как только что, когда Сьюки наткнулась на мячик. У Александры было ощущение, что нечто значительное и жестокое в космосе решительно ей противится, она с трудом пробралась к тому месту, где стояла подруга. Сьюки не тронула свертка. Он лежал на относительно открытом месте, на солоноватом участке, заросшем по краям морским молочаем; несколько хрупких белых цветков красовались в тени джунглей. Наклонившись, чтобы коснуться измятой упаковки – от непогоды за те несколько месяцев, что она пролежала там, она поблекла, хотя и не стала ржавого цвета, – Александра увидела, что она облеплена влажной темной почвой, по которой ползали крошечные клещи. Красноватые крапинки собрались вокруг, как железные опилки вокруг магнита, стремительно носясь по собственным террасам жизни в своем крошечном мирке, на несколько порядков ниже ее собственного. Александра заставила себя сначала дотронуться до заклятого предмета – этой дьявольской печеной картофелины, а потом поднять. Он оказался невесомым и внутри что-то шуршало. Она осторожно отогнула край полой фольги. Булавки внутри поржавели. Воск, из которого было вылеплено маленькое подобие Дженни, совершенно исчез.

– Животный жир, – произнесла наконец Сьюки, не дождавшись, что скажет Александра. – Какая-то банда песчаных блох решила, что это вкусно, и слопала все или скормила своему потомству. Смотри: остались волоски. Помнишь, те короткие волоски? Вот почему волосы засоряют раковины, они не разрушаются, как и бутылки «клоракс». Когда-нибудь в мире, детка, не останется ничего, кроме волос и бутылок «клоракс».

– Ничего. И свечной двойник Дженни превратился в ничто.

Капли дождя укололи их лица булавками теперь, когда обе женщины стояли выпрямившись среди зарослей куманики. Такие острые микроскопические первые капли предвещают сильный дождь, ливень. Все небо посерело, только на западе низко над горизонтом голубела тонкая полоска, так далеко, что, возможно, это ясное небо было уже за пределами Род-Айленда.

– Природа – жадная старуха, – сказала Александра, роняя фольгу и булавки обратно в дикие заросли.

– И жаждущая, – сказала Сьюки. – Разве ты не обещала дать мне выпить?