Иствикские ведьмы

– Что-нибудь еще, леди, для полного счастья? – спросила официантка, смотря на них сверху вниз, через свои высокие холмы. Голова ее казалась довольно маленькой и крепкой, черные волосы, заплетенные в тугие мелкие косички, ниспадали на крутые плечи.

– А сливки есть, Бекки? – спросила Сьюки.

– А как же, – сказала она, ставя на стол алюминиевый кувшинчик. – Можно сказать и «сливки», если вам так хочется, но только каждое утро хозяин наливает сюда молоко.

– Спасибо, милая, я хотела сказать «молоко». – Но шутки ради Сьюки быстро произнесла про себя белый заговор, и… молоко сделалось густым, желтым – сливками. В кружке на поверхности кофе закружились блестки жира. Маисовая лепешка таяла во рту маслянистыми кусочками. Остатки индейского хлеба проскользнули сквозь лес вкусовых сосочков, она проглотила и сказала о Ван Хорне: – Он милый. Тебе понравится, если привыкнешь к его манерам.

– А что с его манерами?

Сьюки стряхнула крошки с улыбающихся губ:

– Он кажется грубым, но это напускное. На самом деле он безобидный, любой поладит с Даррилом. Две мои подруги и я играем с ним в теннис под фантастическим огромным брезентовым куполом. Ты умеешь играть?

Дженни пожала круглыми плечиками:

– Немного. В основном я играю летом в лагере. А некоторые из нас время от времени ходят на корты «Ю-Си».

– Сколько времени ты собираешься здесь побыть до возвращения в Чикаго?

Дженнифер наблюдала, как в ее кофе кружатся свернувшиеся молочные хлопья.

– Какое-то время. Может, до лета, пока не продастся дом, а Крису, как оказалось, делать сейчас нечего, и мы хорошо ладим; так было всегда. А может, я не вернусь. Не так уж сладко работать у Майкла Риса.

– Какие-нибудь неприятности в личном плане?

– Ах, нет. – Она подняла глаза, под бледной радужкой показались чистейшие молодые белки. – Кажется, мужчин я совсем не интересую.

– Но почему? Ты хорошенькая.

Девушка опустила глаза:

– Разве не странное молоко? Такое густое и сладкое. Интересно, а оно не скисло?

– Нет, думаю, очень свежее. Ты не попробовала лепешку.

– Я отщипнула. Я никогда их не любила, это просто жареное тесто.

– Именно поэтому мы, жители Род-Айленда, их любим. Они такие, как есть. Я доем твою, если ты не хочешь.

– Я, должно быть, что-то делаю не так, и мужчины это чувствуют. Я иногда говорила об этом с друзьями, с моими подругами.

– Женщине нужны подруги, – любезно откликнулась Сьюки.

– Их у меня тоже немного. Чикаго – бандитский город. А эти маленькие местные женщины, похожие на птиц, учатся ночи напролет и знают ответы на все вопросы. А спросишь о чем-нибудь личном, например, что я делаю не так с мужчинами, с которыми встречаюсь, сразу замолкают.

– На самом деле с мужчинами трудно ладить, – сказала Сьюки. – Они очень злятся на нас, потому что мы можем иметь детей, а они нет. Они ужасно ревнивы, бедняги: Даррил так говорит нам, не знаю, верить ему или нет, он много выдумывает. На днях за обедом он пытался излагать мне свои теории, все они связаны с каким-то химическим веществом, название его начинается с «силли» [40].

– Селениум. Это магический элемент. Именно в нем секрет тех дверей в аэропорту, которые сами открываются. Также он отбирает у стекла зеленый цвет, который ему придает железо. Селеновая кислота растворяет золото.

– Ну, ей-богу, ты действительно много знаешь. Если ты так хорошо разбираешься в химии, наверное, ты сможешь стать ассистенткой у Даррила.

– Крис не устает повторять, чтобы я посидела с ним немного дома, по крайней мере, пока его не продадим. Он сыт Нью-Йорком по горло, это слишком опасный город. Он говорит, геи контролируют все области, которыми он интересуется, – оформление витрин, сценографию.

– Думаю, что стоит.

– Что стоит?

– Побыть здесь. Иствик забавен. – Довольно нетерпеливо – пропадало утро – Сьюки стряхнула крошки со свитера. – Это не опасный город. Это город влюбленных. – Она запила остатки лепешки последним глотком кофе и встала.

– Я это поняла. – Девушка тоже поднялась и стала надевать трогательную залатанную парку. Одевшись, Дженнифер позволила себе неожиданный, свойственный мужчине жест: крепко пожала Сьюки руку. – Благодарю вас, – сказала она, – что поговорили со мной. Еще один человек проявил к нам интерес, юристы не в счет, конечно, – это милая женщина, священник Бренда Парсли.

– Она не священник, а жена священника, к тому же я не уверена, что она такая уж милая.

– Все говорят, муж ужасно с ней обошелся.

– Или она с ним.

– Я знала, что вы скажете что-нибудь подобное, – улыбнулась Дженнифер, но не без приязни, а Сьюки почувствовала себя раздетой, ее видели насквозь, без свинцового жилета, надетого для защиты. Ее жизнь проходила на глазах у всего города, даже эта маленькая незнакомка знала кое-что о ней.

Прежде чем Дженнифер обмоталась шарфом, Сьюки заметила у нее на шее тоненькую золотую цепочку, на таких обычно носят крестик. Но у основания тонкой белой девичьей шеи висел за петельку в виде головы крошечного человечка египетский крест в форме буквы «Т» – анк, символ жизни и смерти, древний мистический знак, вновь вошедший в моду.