Иствикские ведьмы

– Думаю, все будет как всегда или почти так же, – уверяла она Джейн. – Он любит нас, несмотря ни на что. И Дженни не делает для него и половины того, что делаем для него мы; это намона любила угождать. Но это не значит, что они будут делить все с нами на четыре части или что-то вроде того.

– Ох, Лекса, – вздохнула Джейн с нежностью и грустью. – Ты действительно сама невинность.

Положив трубку, Александра вовсе не почувствовала себя успокоенной. Надежда, что пришелец из тьмы в конце концов потребует ее, съежившуюся в углу своего воображения, постепенно угасала. Может ли так случиться, что ее царственное терпение не заслужило никакой другой награды, чем быть использованным и выброшенным? В тот октябрьский день, когда он подвез ее к входу в дом, как к общему владению, и когда она должна была выбираться вброд во время прилива, как будто сами стихии просили ее остаться, – могли ли столь драгоценные предзнаменования быть напрасными? Как коротка жизнь, как быстро ее знамения исчерпывают свои значения. Она погладила себя под левой грудью и, кажется, обнаружила там небольшую опухоль. Обеспокоенная, испуганная, она повстречалась с блестящими, как бусинки, глазами серой белки, которая забралась в кормушку, чтобы покопаться среди шелухи семян подсолнечника, – это был плотный маленький джентльмен в сером костюме и белой рубашке, пришедший пообедать. Его крошечные серые ручки, сухие, как птичьи лапки, дернулись и задержались на полпути к груди, наткнувшись на ее понимающий пристальный взгляд, в котором таилась угроза; его быстрые блестящие глаза были посажены по бокам овальной головы так, что казались выпуклыми темными башенками. Инстинкт самосохранения внутри крошечного черепа побуждал бежать, спасаться, но неожиданная сосредоточенность Александры заморозила эту искру жизни даже через стекло. Маленькая слабая душа, запрограммированная на еду, бегство и сезонное спаривание, встретилась с большей. «Morte, morte, morte», – произнесла Александра про себя твердо, и белка упала, как мгновенно опустошенный мешочек. Последние судороги ее конечностей сбили шелуху от семечек с края пластикового лотка кормушки, и роскошный седой султан хвоста дергался туда-сюда еще несколько секунд; потом животное успокоилось, вес трупика раскачал кормушку под конической пластиковой зеленой крышей на проволоке, натянутой между двумя ветвями дерева. Программа была аннулирована.

Александра не чувствовала раскаяния, скорее упивалась восхитительным ощущением силы, угнетало только то, что сейчас нужно будет надеть высокие сапоги, выйти наружу и собственной рукой поднять кишащую паразитами тушку за хвост, пойти на край двора и кинуть ее в кусты через каменную стену, туда, где начиналось болото. В жизни было так много грязи, так много крошек от ластика, просыпанных кофейных зерен и мертвых ос, попавших в западню оконных рам, что все это постоянно требовало чьего-то времени – во всяком случае, этим должна была заниматься женщина – нужно было постоянно убирать мусор. Грязь, как сказала ее мать, это просто вещество не на своем месте.

Утешило то, что вечером, когда дети крутились вокруг Александры, требуя, в зависимости от возраста, то машины, то помощи в домашних заданиях или чтобы их уложили спать, ей позвонил Ван Хорн, что было довольно необычно после того, как его шабаши, обычно протекавшие будто бы спонтанно, прекратились. Он не удостаивал их личного приглашения, но они находили друг друга там, не совсем понимая, как они туда попали, словно их машины – цвета тыквы «субару» Александры, серый «Корвет» Сьюки, болотно-зеленый «Вэлиант» Джейн – привозили их, увлеченных потоком психических сил.

– Приезжайте в воскресенье вечером, – прорычал Даррил, как нью-йоркский таксист. – Будет чертовски унылый день, а я получил одно вещество, которое хочу опробовать в нашей шайке.

– Не так-то просто, – сказала Александра, – найти няню на субботу. Дети с утра должны идти в школу. И захотят остаться дома и смотреть Арчи Банкера. – В своем беспрецедентном сопротивлении она услышала гнев, посеянный в ее душе Джейн Смарт, который подпитывал теперь ее собственные жилы.

– Брось. Эти твои детки – взрослые, зачем им няня?

– Я не могу взвалить троих младших на Марси, они ее не слушаются. К тому же она может поехать к друзьям, и я не вправе лишать ее этого, несправедливо обременять ребенка собственными обязанностями.

– Какого пола друг, с которым она встречается?

– Это не твое дело. С девочкой, как обычно.

– Боже, не огрызайся на меня, не я сделал тебе этих маленьких грубиянов.

– Они не грубияны, Даррил. И я действительно уделяю детям мало времени, можно сказать, пренебрегаю ими.

Интересно, но его, казалось, совершенно не беспокоили ее отговорки, раньше такого не бывало: возможно, это был путь к его сердцу.

– Кто скажет, – ответил он мягко, – что значит пренебрежение? Если бы моя мать побольше мною пренебрегала, я мог бы стать хорошим, разносторонним парнем.

– Ты отличный парень.

Это прозвучало натянуто, но ей нравилось, что он пытался восстановить доверие.