It's All Coming Back To Me Now (СИ)

Что-то где-то хрустнуло, и Гарри, встрепенувшись и выскользнув из своих мыслей, насторожился и услышал слова песни, словно бы в ответ на его рассуждения лившиеся из радиоприемника.

Это началось как развлечение…*

Да, действительно, сначала это было просто весело, интересно и, конечно, безумно важно, но все их приключения до поры до времени казались игрой, пусть и не совсем обычной: расспросить Хагрида о Пушке, поломать голову над тем, кто неудачно проник в Гринготтс… В какой момент они начали воспринимать это всерьез, как жизнь, а не игру?

Иногда он думал, что Гермиона была единственной, кто понимал, что это на самом деле реальность.

Нет ничего, что мы могли бы сделать для вашей защиты…* — словно решив добить его, пропел мужской голос из приемника.

Гарри потряс головой, снова выныривая из своих мыслей.

Реальность, определенно, была реальностью, но… Казаться такой темной и скучной ей было не обязательно.

Он поднялся на ноги и, подойдя к Гермионе, протянул руку. Гермиона посмотрела на него со все таким же непонимающим, как у подбитой собаки, выражением, но все же встала, опираясь на его ладонь. Ее собственная рука показалась Гарри слишком маленькой, детской, и Гарри вдруг вспомнил, что она… что они, в сущности, еще дети. Большие дети, которым выпало заиграться в большие проблемы.

Он потянулся и аккуратно снял с шеи Гермионы крестраж, не сумев проигнорировать то, как она дернулась. Не доверяет? Удивилась? Он бросил медальон, не удержавшись и сверкнув на него глазами, обвиняя во всех бедах, хоть и понимал, что это просто ребячество. Потянул Гермиону в центр палатки, на мгновение замер, не до конца понимая, что собирается делать, и крепко сжал ее руки, подстраиваясь под мелодию.

Гермиона смотрела сквозь него, словно отыскивая своими несчастными глазами что-то на дальней стенке палатки. От ее взгляда хотелось зарыться поглубже и не высовываться в этот безумный жестокий мир или… или, наоборот, подняться во весь рост и закричать, сказать, что все должно быть совсем по-другому. Гарри закусил губу и начал медленно покачиваться в танце, смотря на Гермиону и пытаясь глазами, прикосновением рук, да хоть чем угодно сказать ей, что… Что?

Он не слишком понимал, что вообще делает, но твердо знал, что Гермиона не должна вот так существовать и, главное, что она сама это понимает.

Гермиона наконец словно отмерла и даже попыталась отзеркалить его движения, опираясь на его руки и нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Гарри подумал, что они, должно быть, выглядят довольно странно — словно две нелепые куклы на ниточках, которые пытаются вести собственный танец под чужую дудку. (Это было, наверное, не так уж далеко от правды.)

Мелодия начала немного ускоряться, и в нее ворвались более светлые, оптимистичные нотки. Гарри приподнял руку и, прежде чем Гермиона прокружилась под ней, успел заметить улыбку у нее на лице. Мимолетную, неуверенную, но все же улыбку — будто что-то внутри начало оттаивать.

Гермиона не стала в одночасье бесконечно счастливой, но она улыбалась, улыбалась так светло и хорошо, что казалась спокойной, похожей на беззаботную и довольную жизнью себя прежнюю и… очень красивой?

Когда-то я был слеп, а сейчас вижу…*

Он почувствовал, как с плеч спадает, скатывается какое-то тяжелое и столь нежеланное сейчас ощущение, давившее на него все это время.

Гермиона снова улыбнулась и тоже распрямила плечи. На мгновение закрыла глаза, а затем медленно открыла их, глубоко вдохнув, словно, как и Гарри, после долгого времени позволяя себе дышать полной грудью. Она обняла его за плечи и прижалась головой к груди, продолжая улыбаться и медленно покачиваться.

У него внутри стал раскручиваться комок из нервов, горечи и чего-то еще, очень колкого и неприятного. Следуя примеру Гермионы, Гарри медленно вдохнул, втягивая вместе с воздухом аромат ее волос, и чуть наклонил голову к ее голове. Его всего наполнило легкое, свободное тепло, почти что надежда, толкающая на необдуманные, но очень ценные именно своим безумством поступки. Казалось, что уже ничто не страшно и ничто не важно, кроме прижавшейся к нему Гермионы да странной, одновременно оптимистичной и беспросветно-грустной мелодии.

Но песня подходила к концу, вот уже затихла музыка, и Гермиона, еще несколько секунд простояв в его объятиях, подняла голову и отстранилась, смотря на него с непонятным выражением. Гарри замер, напрягаясь и осознавая, что будто ждет чего-то — чего угодно. Плечи казались странно голыми без ощущения ее рук сверху, и после притока эйфории и облегчения Гарри снова почувствовал себя выставленным напоказ и беззащитным.

Совсем некстати вспомнилось, как он множество раз просыпался посреди ночи от мутно-ярких кошмаров и первым делом искал Гермиону, и только убедившись, что она в порядке, рядом, снова засыпал.

Сейчас он как будто не мог ее найти, хотя она стояла прямо перед ним — только руку протяни или сделай полшага вперед.

Гарри и попытался было — начал медленно поднимать руку, чувствуя, как колотится где-то под горлом сердце, но Гермиона как будто увернулась и отошла.