It Sleeps More Than Often (СИ)

Этой ночью они спали вместе — хотя бы по той простой причине, что кровать в доме всего одна. Ландерсу стоило немалых усилий дотащить друга до спальни, а разуть его и погрузить на неразостланную постель — ещё бóльших. Шнайдер напился так, что, едва оказавшись в горизонтальном положении, отключился сразу же. А вот Паулю не спалось — примостившись на краешке кровати, поверхность которой долговязое тело Кристофа заняло почти полностью, он долго лежал на боку, опершись на локоть, и смотрел на друга. Слушал его тихое похрапывание и ждал… Убедившись, что сон его действительно крепок, Ландерс, превозмогая стыд и неудобство, откинулся на свою подушку. Правую руку он аккуратно расположил на стройном бедре друга, а левую опустил под резинку собственных домашних брюк. Так лежал он долго, никуда не торопясь, прислушиваясь к дыханию соседа, наслаждаясь теплом его так необычно близкого тела. Он проживал эту ночь, проклиная и благословляя её. Он ласкал себя медленно, лениво, почти равнодушно. Обычно он делает это быстро, впопыхах, и при этом представляет себе всякое. Но сегодня фантазия не нужна — пусть отдохнёт. Она, его главная фантазия — здесь, рядом. О чём ещё мечтать? Если только о том, как он проведёт ладонью чуть выше по этому прекрасному бедру, а потом ещё выше, положит её туда же, где сейчас покоится его левая. Интересно, Кристофу понравилось бы? Конечно да. Так хочется попробовать… Нет, Пауль так и не решился. Его ладонь оставалась недвижима, чувствуя под собою тугую мышцу, он продолжал мечтать, пока, наконец, не излился прямо себе в брюки, подавляя стон и изо всех сил стараясь не дышать слишком часто и громко. Лучшая на свете ночь.

========== 6. Вирус разнузданности ==========

Ближайший пригород Аугсбурга утопает в свете и зелени. Небо искрится солнечной лазурью, но настроение сестры Катарины далеко от солнечного. Рано утром, после коллективной молитвы, аббатиса Мария огорошила её неприятным известием, при этом вид у матушки-настоятельницы был чуть более недовольный и подозрительный, чем обычно. Епископ хворает, все его деловые поездки отменены — даже запланированные к посещению приходы останутся без благословения, и это в Светлую-то седмицу! Он приболел, но есть дела, не терпящие отлагательств. У него очередная затея, видите ли, по поводу праздника Святой Троицы, и он требует сестру Катарину к себе в резиденцию. Вот так и сказал — “требует”. Матушка недовольна — она приняла сестрицу под своё крыло, чтобы напутствовать её, но вместо этого почти её не видит — Лоренц будто приватизировал право на Катарину, воруя всё её внимание и время. Катарине никогда прежде не доводилось бывать в резиденции епископа — она ожидает увидеть внушительные посты охраны, высокие заборы — строгий контроль, одним словом. Вместо этого она видит стальную решетчатую ограду, перелезть через которую под силу любому школьнику, ровно подстриженную лужайку и одинокое монументальное здание с ведущей к нему каменной дорожкой. Всё-таки, почти лютеранская Германия — это Вам не Италия и не Испания. Католики здесь скромны и аскетичны.

Едва успев подрулить к кованым воротам, сестра с удивлением наблюдает, как те отпираются — значит, в здании есть система видеонаблюдения, и её ждали. Сестра паркует потрёпанный мерседес на специально отведённой для этих целей площадке на шесть машиномест, занято из которых, однако, лишь одно: чёрный ауди с незнакомыми её идеальной зрительной памяти номерами одиноко ютится в самом углу. Зарулив в угол противоположный, Катарина некоторое время остаётся в салоне — казалось бы, ничего особенного, вопросы службы, тем не менее, ей неуютно. Она бы плюнула на всё, если бы не привыкла доверять собственной интуиции — та редко её подводит. А интуиция включила в её мозгу красную лампочку тревоги. Наконец, выбравшись из машины и походя чуть не запутавшись в подоле серой рясы, сестра держит путь к зданию резиденции. Едва потянувшись к дверному звонку, она сразу же отдёргивает руку — дверь открывается прямо перед её носом, и в проёме возникает знакомая ухмыляющаяся физиономия Лоренца. Катарина чуть не вздрагивает от неожиданности — это первый раз, когда она видит господина епископа в светском. Наряд его даже описать трудно — тёмные мягкие брюки, тёмные мягкие туфли и тёмный мягкий свитер. Всё настолько безликое, что неприятное лицо человека в дверях блистает ярким пятном на фоне мягкой серости. Хотя, почему это её удивляет? Епископ болен, он дома, почему, собственно, он должен быть в рясе? Потому что она привыкла таким его видеть: странный Лоренц в лиловом одеянии — это клише. Сегодня Лоренц рвёт шаблоны. Сегодня её ждут сюрпризы.

— Вы вовремя, сестра! Приятная пунктуальность!