Демонстративно отвернувшись, я надела наушники и достала русско-французский разговорник. Не очень вежливо по отношению к опекуну, но сил продолжать светскую беседу, когда в душе все закипает от бешенства, просто не было.
Заучивая банальные фразы, я не могла избавиться от осознания собственного бессилия, обиды и возмущения происходящим. Чародеи меня обыграли. В своей самонадеянности я упустила главное: условия, дописанные в магический контракт, были нужнее чародеям. Может, мысль о школе во Франции была намеренно подброшена в мою голову? С какой целью? Они подло играют на моем невежестве! Значит, необходимо избавить их от такого преимущества.
Парижа, к слову, я так и не увидела. Разве только аэропорт, мало отличающийся от нашего. Нас ждала пересадка на поезд до Ренна в другой части города. Вернее, пригорода. «Вокзал располагается в четырнадцати километрах от Парижа», если верить путеводителю. К тому же Фокст, решивший немного посвятить меня в свои планы, непререкаемым тоном заявил, что у нас по прибытии в Париж еще куча дел.
***
Я не представляла, куда тащит меня опекун, лавируя в толпах прибывающих, отбывающих и встречающих. Иностранная речь бурлила вокруг непрекращающимся потоком. От этого гудела голова. Если бы не Фокст, я так и застыла бы в растерянности посреди огромного зала ожидания. Но судя по всему наша цель не местное кафе.
Еле поспевая за опекуном, мы кружили в лабиринтах огромного здания под звуки мелодичного женского голоса, раздающегося из динамиков. То поднимались, то спускались по лестницам, по всей видимости, служебным. Тут и там встречали на своем пути людей в форменной одежде работников аэропорта. Наконец, мы остановились у невзрачной двери с необычайно красивой позолоченной ручкой со стилизованным изображением рычащего льва. Волосы неожиданно разметались от легкого порыва ветра, и дверь распахнулась. Мне подумалось, что где-то рядом усиленно работает кондиционер. Но Фокст одной фразой разбил мои логические доводы, зло буркнув под нос:
— Магические сканеры поставили!
Мы прошли в коридор со множеством дверей. На них висели номера, написанные римскими цифрами, и таблички, в названиях которых мне было понятно лишь слово «департамент». Продвигаясь по коридору, я насчитала двенадцать таких загадочных департаментов. Наконец, мы остановились у одной из дверей, и Фокст без стука ворвался в кабинет, таща меня за собой. Человек, сидящий за столом, казалось, подпрыгнул от неожиданности, и мне вдруг стало стыдно за опекуна. Нахальное поведение не может быть оправданно.
Впрочем, скоро стало понятно, что Фокст имел какие-то свои загадочные причины для раздражения. Его гневный речитатив на французском заставил собеседника виновато опустить глаза, но лишь на мгновение. Скоро к восседающему за тяжелым деревянным столом человеку вернулось самообладание. В его взгляде читался вызов и уверенность в собственной правоте. Я ни слова не поняла из речи Фокста, но судя по всему опекун наговорил лишнего, поскольку человек резко поднялся и указал ему на дверь. Тут Фокст поступил и вовсе неожиданно, схватив меня за плечо и вытолкнув перед собой. Он достал какие-то бумаги и продолжил тараторить, размахивая ими перед лицом собеседника. Мне отчаянно захотелось превратиться в невидимку. От потока смутно знакомых, но совсем не понятных слов, которые я силилась перевести, начала кружиться голова. Закрыв глаза, я от всей души пожелала им «заткнуться»! И тут услышала за своей спиной грозное шипение Фокста:
— Ты что творишь?! – втягивая ртом воздух, произнес он.
Я растерялась, и от испуга сама онемела. Оглянувшись, заметила, что оппонент чародея прячет улыбку в лохматых седых усах. Значит, ничего страшного не произошло. Только глаза Фокста яростно сверкают. Его приступ длился недолго.
— Мне просто хотелось, чтобы вы перестали ругаться, — виновато опустив голову, оправдывалась я. — Простите, забыла, что искренние пожелания чародеев могут иметь силу…
Фокст лишь отмахнулся от моих слов, и уставился на своего недавнего противника. Это был тучный мужчина в бордовом костюме. Чем-то неуловимо он напоминал мне старого филина. Его волосы были полностью белые и взъерошенные. И даже из оттопыренных ушей торчали неровные седые клочья. Жестом он предложил мне опуститься в кресло. Я с облегчением поставила на пол рюкзак, лямки которого ощутимо резали плечо.
Фокст продолжил стоять. Теперь беседа между мужчинами велась в более мирном русле. Я и не пыталась улавливать смысл их слов, полностью погрузившись в свои мысли. Поэтому Фоксту пришлось несколько раз повторить, прежде чем я поняла, что он обращается ко мне.
— Марьяна, поставь здесь подпись, — тоном, не терпящим возражений, сказал мне опекун.
— А что это? – вкрадчиво поинтересовалась я.
Фокст закатил глаза, заставляя почувствовать себя идиоткой.
— Твое наследство. Документы о передаче.