А потом произошло сразу две вещи: под потолком зажегся небольшой шар, размером с яблоко, заливая светом небольшую комнату совсем непохожую на кабинет хозяина, и тут же последовал удар. Это была магия. Проклятье! Ариман схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Из массивного кресла резко поднялся Освальд Верилинг. Он выглядел моложе, чем при нашей встрече, но на его лице не отражалось ни капли доброты, которую он хотел передо мной изобразить. Ариман было подняла руки, чтобы использовать чары, но не успела. На ее запястье защелкнулся браслет. Маскировка спала, и теперь огромное напольное зеркало, по непонятной причине поставленное в центре комнаты, отражало ее испуганное лицо. Сейчас она была совсем непохожа на ту безумную девушку, которая в порыве ярости сожгла родную деревню. В тех воспоминаниях Ариман казалась совсем взрослой. Но сейчас я будто увидела ее настоящую: совсем юную, немногим старше меня, с затравленным взглядом желто-зеленых глаз. Теперь казалось, что эти глаза пугали меня в какой-то другой, прошлой жизни…
Я почувствовала, как мир померк в глазах чародейки. Она пыталась призвать на помощь свою силу. От отчаяния даже захотела убить того, кто в один миг лишил ее главного преимущества. Но послушный дар молчал. Не было привычного покалывания на кончиках пальцев. Только браслет все больше и больше накалялся от тщетных попыток призвать магию.
Прежде Ариман не испытывала на себе свойств эдонита.
– Наконец мы встретились, ночная охотница. Какое же пафосное прозвище ты себе выбрала, – сказал Верилинг и наклонился так близко, что Ариман почувствовала тонкий аромат лаванды, в отваре которой его прачка полоскала белоснежную сорочку.
Чародейка попыталась вырваться из цепких объятий, но Верилинг держал крепко.
– Ты попалась, птичка. И уверен, ты и слыхом не слыхивала о Ковене. Матушка хорошо тебя спрятала и ничего не рассказала… Не так ли?
Что ж, если решил поговорить, то убивать сразу не станет.
– Нет, понятия не имею о чем вы, – сдержанно ответила Ариман. – Меня просто наняли. Я исполнитель.
Верилинг рассмеялся:
– Птичка попалась в силки. Можешь считать, что встретилась со своим нанимателем.
Он провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Ариман отшатнулась, будто ее ударили.
– Ну что ты? Такая красивая и юная девочка, – чарующим голосом говорил Верилинг, еще сильнее сдавливая ее запястья. – И такая невинная. Пожалуй, я не стану избавляться от тебя. Думаю, ты мне еще пригодишься.
Он наклонился ближе, вдыхая запах ее волос. Несостоявшаяся воровка со всей силы, на которую была способна, попыталась ударить Верилинга ногой. Но не вышло.
– О, так даже интереснее. Трепыхайся, птичка. Ты будешь рада моей опеке, когда тобой займется Ковен.
Он скрутил ее руки за спину и начал расстегивать блузу. Одна из пуговиц оторвалась и со звоном, покатилась по полу. Ариман закричала и тут же левая щека вспыхнула болью.
– Веди себя тихо и получишь удовольствие, – осклабившись, проговорил Верилинг. – Помощи ждать неоткуда.
Но Ариман не собиралась уступать и закричала еще громче, когда Верилинг достал кинжал и начал методично разрезать шнуровку корсета. От следующего удара губы в один миг налились кровью. Ее трясло, а изо рта лились лишь жалостные всхлипы.
***
Кто-то тряс меня за плечо. И это я всхлипывала. Под щекой – соленая лужа. Надо мной склонился опекун. И я была рада его видеть, как никогда в своей жизни.
***
Мы с Фокстом ехали на арендованной машине к Излому. Я жевала картошку фри из Макдональдса, безучастно уставившись в окно. Мысли текли вяло. Перед дорогой чародей велел глотнуть успокоительного. Пожалуй, переборщила. Он вытряс из маленького пузырька всего три капли в чай. Когда же отвернулся, я плеснула еще, приблизительно десять, залпом выпила и уже через минут пять все проблемы стали казаться несущественными. Меня перестало трясти от воспоминаний Ариман, в которые я так неблагоразумно окунулась, а бешенство Фокста и его нотации никак не могли нарушить благодать и спокойствие моей души. Где-то в глубине бушевала Ариман, а я радовалась, что хоть в чем-то смогла ее обыграть. Пусть, я достала один из самых травмирующих эпизодов ее жизни. Сейчас, без эмоций, мне думалось, что она больше не скроется. И я приложу все усилия, чтобы залезть ей в голову, выпотрошить ее память. Просто из любопытства и мести.
Ариман зарычала, услышав мои мысли. И злорадная улыбка сама собой появилась на моем лице.
– Чему это ты улыбаешься? – с раздражением спросил опекун. – Натурально сумасшедшая! Хлебнуть такую дозу незнакомого снадобья! Чтобы я еще раз…
Эту песню мы уже слышали. Все-таки довела я Фокста до ручки. Вскоре мы свернули с главной дороги. Перед нами ехала инквизиторская машина, показывая путь. Наш «Рено» подпрыгивал и жалобно покрякивал на ухабах. От тряски меня начало подташнивать.